— Если будешь продолжать называть меня малышом, это будет не последним твоим аффектом за время нашей грядущей дружбы и сотрудничества, — доверительно сообщил я.
— Что она тебе предлагала? — проигнорировала мое предупреждение раскрасневшаяся Веласкес.
— Анабель как ментор, поступление в Академию и возвращение в фамилию через брак.
— На какой путь?
Черт, про путь развития в Академии я даже не подумал уточнить. Путь Чести для меня был запланирован как для претендента-наследника, а сейчас ведь с планируемым «возвращением в семью» ситуация меняется. Понятно, что пока нереальная перспектива, но все равно подобный вариант нужно было в уме держать.
— Про путь я не спросил, — признался я.
— И что ты ответил на предложение?
— Поставил репутационно невыполнимые условия. Так что не волнуйся, наше соглашение в силе.
— Я не волнуюсь!
— Ну вот и не волнуйся.
Веласкес звучно втянула воздух, глядя на меня с заметной злостью.
— Все-все, простите, сеньорита Сандра. Вы патрицианка, а я простой плебей, много себе позволяю. Я свободен, могу идти?
— Что с Бартосом?
— А что с ним? За него уже готовы отдать десять грандов?
— Нет, пока тишина. Я про другое — почему он так важен?
— Ты все-таки готова слушать?
— Да.
— Это опасное знание. Ты точно все обдумала?
— Да. Я все обдумала и готова слушать.
— В инкубаторах действует разветвленная сеть вовлечения воспитанников в детскую проституцию и сексуальное рабство для услады пресытившихся развлечениями возрастных патрициев. Бартос — рядовой исполнитель самого нижнего уровня системы, которая с первого года инкубатора делает жизнь выбранных кандидатов невыносимой. Потом на горизонте появляется добрый мастер отряда, предложение которого звучит как избавление, дальше думаю сама додумаешь.
— Откуда ты это знаешь? — прошептала ошарашенная Веласкес.
— Оттуда. Еще подозреваю, что твоя донна Фиорелла и мастер второго отряда донна Рамона в этой системе играют далеко не последнюю роль, раз уж именно они занимаются переводом Бартоса, прикрывая его попытки саботировать мою деятельность. Они обе тоже пешки, только выше уровнем чем Бартос и, если ты узнаешь чьи они клиенты, поймешь кто здесь главный исполнитель в налаженной схеме.
— Донна Рамона и донна Фиорелла — клиенты клана Хименес.
— Ну вот тебе и ответ.
— Нас за такое знание на корм мегалодону выкинут, — не скрывая волнения, сглотнула слюну Веласкес.
— Я тебя предупреждал.
— А я тебя не послушала. Думала тупые плебейские шуточки, — совсем не скрывала она эмоций.
— Ну вот теперь наслаждайся острым патрицианским юмором.
— И что делать?
— Я тупой плебей, а ты умная патрицианка. Ты мне скажи.
— Ах да, все забываю, — фыркнула Веласкес, собравшись и приходя в себя. — Ты просто так похож на патриция, поэтому иногда принимаю тебя за нормального.
Нет, она не «иногда принимает меня за нормального», а наоборот — общается как с нормальным почти постоянно, просто иногда вдруг искусственно включает режим язвительного презрения. Странное поведение, но возможно это все из-за гормонов, которые уже начали вырабатываться? Кроме того, она ведь женщина, а их логика поведения не всегда доступна — так что, наверное, эту ее особенность нужно просто принять.
Вообще в сложившийся ситуации для нас что-то делать — это как бежать навстречу тяжелой бронемашине в попытке забороть ее голыми руками, несопоставимые весовые категории. Поэтому никаких других вариантов, кроме как «ничего не делать» я даже не предполагал, но заговорившая Веласкес смогла меня удивить.
— Надо поспрашивать донну Фиореллу, — вдруг выдвинула она идею.
Очень неожиданно, такого неразумного варианта совсем не ожидал, Веласкес казалось мне много умнее.
— И она нам все расскажет? — даже не нашел я сразу что ответить на такое предложение.
— Пристрастно поспрашивать, — пояснила Веласкес.
Если пристрастно спрашивать, то после этого в отношении донны Фиореллы у нас только один путь: «Чик по горлу и в колодец», как любил приговаривать мастер меча Николай.
— Ты самоубийца? — внимательно посмотрел я в яркие бирюзовые глаза Веласкес.
— Нет.
— Но ты хочешь выступить против могущественной структуры, где так или иначе наверняка повязаны большинство семей, а скорее всего вообще все двенадцать фамилий?
— Я не хочу. Ты выступишь.
— А это ты неплохо придумала. Вот так сразу избавиться от конкурента… — удивился я.