Есть конечно вариант, что сейчас просто идет ожидаемое испытание от лорда Рамиро, желающего показать всем заинтересованным, что я не его инструмент, а игрушка, но в таком случае за попытку побега меня не сильно пожурят, надеюсь.
В общем, ставки сделаны, теперь главное поймать момент для начала действий.
Мы шли по коридорам тюремного изолятора, причем только что меня провели мимо камеры, где я еще позавчера находился. Миновали несколько дверей, открываемых биометрией старшего синта — надо будет не забыть его руку и глаз с собой забрать, зашли в научную лабораторию при изоляторе.
Вокруг серые стены, медицинское оборудование, в одном из помещений мельком заметил ряды капсул для имитации — полного погружения в виртуальную реальность. Похоже, часть инфантов из тех самых пяти процентов, не вписавшихся в рамки лестницы социальной пирамиды, оказывается здесь. Неприятное место. Так, а если революцию на Арагоне совершили Сангуэса, меня за все хорошее как разложат сейчас на столе вивисектора, мелькнула пугающая мысль. Внутренние демоны при всем при этом что интересно молчали, никак не проявляя себя.
Возможный момент для начала атаки и бегства приближался — похоже, мы пришли в пункт назначения. Синты как раз завели меня в небольшой кабинет, больше похожий на номер в отеле. В углу два кресла рядом с небольшим столиком, на стене пара картин, живой фикус в вазоне, вместо окна проекция с шумящим Ниагарским водопадом, вместо кроватей две массивные капсулы. Одна занята — через полупрозрачную закрытую крышку видна девичья фигура в беспамятстве. Присмотрелся — Веласкес.
Синты уже подвели меня ко второй капсуле, с приглашающе откинутой крышкой. В ложементе записка, красивым почерком от руки выведено: «Не бойся, малыш».
Ну не бойся, так не бойся — первый синт получил тычок в горло, второго лишил сознания ударом ребром ладони по шее. Когда он еще падал на колени, я уже был рядом с Веласкес, откинул предохранительную крышку и нажал кнопку аварийного выхода. Девушка мгновенно распахнула глаза и выпрямилась, глубоко и сипло вздохнув, как всегда бывает при выходе из имитации.
— Привет, — Сандра посмотрела на меня не скрывая удивления.
Я тоже на нее посмотрел, с не меньшим удивлением. Неожиданно, но у Веласкес оказалось почти все тело в татуировках — руки до плеч забиты скандинавским орнаментом, с внешней стороны бедер через талию и живот на грудь поднимается темная растительная вязь, в которую вплетена яркая алая роза, пронзенная кинжалом.
Когда Веласкес в одежде, ее татуировок не видно. Единственное что можно заметить, теоретически, это острие кинжала в ямочке под шеей, но это если ворот блузки расстегнуть, чего Сандра при мне ни разу не делала. Эта молодая женщина сейчас открылась для меня с неожиданной стороны — очень похоже, что внутри она сильно не уверена в себе, или же скрыла за этими рисунками много потрясений, если к шестнадцати годам так сильно расписала свое первое, настоящее и истинное тело. Не думаю, что у нее это уже вторая или третья оболочка — это все же слишком дорого-богато получается. Она не высокородная чтобы оболочки как перчатки менять, у большинства получивших квант души безродных патрициев дополнительные оболочки появляются годам к ста пятидесяти, если вообще появляются.
— Все в порядке? — спросила Сандра, под моим изучающим взглядом невольно прикрыв грудь рукой. Похоже застеснялась татуировок — догадавшись, о чем я думаю.
Брови девушки вдруг взметнулись — она только сейчас увидела пытающихся прийти в себя сипло дышащих синтов.
— Мне показалось что ты не сама попала в капсулу и это ловушка — поднял я взгляд от ее татуировок, глядя в яркие бирюзовые глаза.
— Какой ты впечатлительный мальчик, Данте, — хмыкнула Веласкес, ложась обратно в ложемент и закрывая крышку. — Встретимся на той стороне.
Она уже опомнилась и не выказывала ни удивления, ни смущения. Демоны в моей в голове от ее поведения сразу как с цепи сорвались, требуя достать эту безродную выскочку и настегать по щекам, чтобы в следующий раз следила за словами. Усилием сдержался и не говоря больше не слова, да и некому больше говорить — Веласкес уже не в себе, вернулся ко второй капсуле.
Разделся, устроился в ложементе. Пришедший в себя первый синт, действуя как будто не было только что ничего, закрыл надо мной прозрачную крышку капсулы. Второй пока приходил в себя, восстановив дыхание и медленно поднимаясь. Я его уже не видел — через меня перехлестнули широкие ремни, а чуть погодя почувствовал, как сразу с десяток игл вонзилось по линии позвоночника от шеи и до поясницы. Снова медикаментозный коктейль, подобный которому мне впрыскивали во время установки монитора нейроимпланта.
Оба синта уже были рядом, глядя неестественно круглыми глазами и наблюдая за мной и за показателями датчиков. В капсуле появились манипуляторы — по всему контуру тела облепив меня присосками, в каждой из которых заметны тонкие, едва видные иглы. Мое тело уже оказалось просканировано — капсула выполняла функции недавно отключенного монитора, так что перед внутренним взором появилось схематичное изображение моей фигуры, созданное словно в программе моделирования.
Я все еще оставался в себе и в сознании, причем довольно долго — минут пять, за которые больше ничего не происходило. После, безо всякого предупреждения, перед взором стало темно, на мгновение я потерял сознание, а секундой позже почувствовал невыносимую жажду свежего воздуха и надсадно вдохнул, задышав часто и глубоко.
Резко приподнявшись увидел, что лежу в аналогичной капсуле, но нахожусь уже в ином помещении. Обстановка похожая, все так же шумит проекция с Ниагарским водопадом вместо окна, но синтов рядом нет и картины на стенах другие. Веласкес здесь тоже обнаружилась — на мое пробуждение внимания не обратила, как сидела в кресле листая журнал, так и продолжила.
Выглядит Сандра довольно непривычно — на ней полностью облегающий серый комбинезон, стилизованный под блестящую змеиную кожу. Волосы, впервые на моей памяти, стянуты в тугой хвост, а еще на лице никакого макияжа, тоже впервые такое вижу.
Выбравшись из капсулы, обнаружил на кресле комплект одежды — аналогичный моему привычному серый комбинезон, только без эмблемы эскадрона. Оделся, подпоясался, и только после этого Веласкес обратила на меня внимание, отложив журнал. Подмигнув приветливо, она поднялась и сделала мне знак следовать за собой.
За дверью оказались незнакомые безликие коридоры, на блок тюремного изолятора инкубатора ничуть не походившие. Но я уже догадался, что мы на космической станции — сложно объяснить, но искусственную тяжесть я всегда могу отличить, да и пиктограммы на стенах характерные.
Далеко идти не пришлось — быстрый подъем на лифте, сразу дверь без таблички, и мы зашли в небольшой спортивный зал для занятий фехтованием.
— Готов? — без лишних предисловий поинтересовалась Веласкес.
— Пока нет. Где мы?
— В имитации.
— Все слишком реально для имитации.
— А это реальная имитация, не виртуальная. Твое истинное тело сейчас лежит в капсуле в инкубаторе, а мы на безымянной космической станции каждый в своем игровом аватаре.
— Игровой аватар? Ни разу такого не слышал.
— Малыш, ты такой смешной в своем незнании, — пожала плечами Веласкес.
Демоны не проснулись, никак не проявились. Сама Веласкес внимательно на меня смотрела — как будто ее целью сейчас было не уязвить, а понять и увидеть мою реакцию.
— Так где мы?
— Космический Колизей Арагона.
Прекрасно — я здесь уже был однажды, только в ложе для высоких гостей. И кстати буквально недавно предполагал, что окажусь здесь в роли гладиатора, но не предполагал, что так скоро.
— Я уже понял, что мы в Колизее. Я спрашиваю про телесную оболочку, — постучал я себе ладонью по груди.
— Я же сказала — это не оболочка, а игровые аватары.
— Клоны что ли?
— Да нет, ты что⁉ Создание клона подразумевает наличие в теле собственного сознания, то есть раздвоение, а это строжайше запрещено и ты не можешь такого не знать.