Типичный такой хулиганский прием футбольного защитника. В матчах арбитры за это стараются сурово карать. Но здесь не футбол, судей нет. И жестко сбитый с ног преступник мешком плюхнулся на траву.
Я про себя без обиняков называл его «преступником», хотя, конечно, формально был не прав. Но я о том не думал — прав, не прав. Когда он грохнулся, я налетел на него сверху с грозовым криком:
— Лежать! Лежать, не двигаться, тварь, руки за голову!
Вообще, в эти секунды все точно ускорилось, даже перевернулось — потом я к собственному изумлению толком не мог вспомнить суть и последовательность всего произошедшего. Помню свой ярый крик, его искаженное злобой и страхом лицо… потом провал, потом женский голос рядом, срывающийся, но решительный:
— Брось нож! Милиция! Брось! Стрелять буду!..
И задыхающийся жидкий лепет в ответ:
— Это самооборона… Я не знал! Понятия не имел… на меня набросились…
— Никто на тебя не бросался! Ты меня преследовал, я же видела! Извращенец паршивый… Мы тут на тебя и охотимся!
— Я… нет, постойте…
— Стоит хрен в спальне! — рявкнул я, не заботясь о женских ушах. — Ты письмо писал — поймайте меня, если сможете? Умнее всех, да? И что, думал, мы не догадаемся⁈
Говоря это, я уже боковым зрением улавливал спешащие к нам фигуры, слышал их топот, голоса:
— Серега, быстрей! Взяли, кажется…
Невзрачное лицо задержанного исказилось в ужасе.
— Письмо?..
— Ага! — торжествующе вскричал я. — Думал — не поймем твоих шифровок? Придурок!
— Какое письмо?.. — удивилась девушка-милиционер, но я отмахнулся:
— Это неважно! Он знает. Видите, какая рожа гнусная?
— Да уж… Он вас сильно ранил?
Теперь удивился я:
— Ранил?
И только тут сообразил, что левая рука у меня влажная и липкая какая-то, а еще через секунду увидел, что рукав повыше запястья и кисть в крови. Боли совершенно не ощущал.
— Надо же, — отметил я без эмоций.
Тут подбежали опера с криками:
— Мордой вниз! Руки за спину! Живо, с-сука! Это он?
Последний вопрос был обращен к моей невольной напарнице.
— Он самый, — устало ответила она. — Нож выхватил, вон ранил нашего.
Оружие и правда валялось рядом — складной туристический нож-универсал: клинок, ложка, вилка, открывашка, все на одной рукоятке. Как этот козлина успел его раскрыть⁈ Или открытым держал в кармане?..
— Ты как, брат? — склонился ко мне один из оперов. — Ты вообще откуда?
— Внештатник, — правой рукой я слазил в карман, достал «ксиву», показал.
— Ты смотри-ка, — удивился опер. — А как ты тут оказался⁈
— Серега! — вдруг окликнули сзади. — Все нормально. Это мой подшефный.
К нам спешил Гринев.
— О, Андрюха… — сыщик немного растерялся. — Так это твой парень… А что он тут делает⁈
— Все в норме, — повторил старлей и даже по-приятельски подмигнул коллеге. — У нас с ним небольшая спецоперация… Как видишь, успешная.
И не дав Сергею погрязнуть в расспросах, занялся мной:
— Так, что там у тебя с рукой?.. Ты смотри-ка, похоже он тебе вену зацепил… Как это случилось-то⁈
— Да сам не пойму, — признался я. — В горячке, сумбур. Боли совсем не ощутил.
— Ну, это бывает… Давай к нашим эскулапам! Срочно! Они тут на подхвате должны быть.
Разумеется, такая спецоперация не могла обойтись без медицинского сопровождения. Меня отправили к врачам — это была не «Скорая помощь», а именно бригада медиков МВД, по сути та же «Скорая», только ведомственная. Венозное кровотечение действительно имело место, мне его, конечно, вмиг остановили, все продезинфицировали, перевязали. Сделали на всякий случай противостолбнячный укол. И напоили горячим сладким чаем из термоса.
Пока все это длилось, шла оперативная суета, от которой меня избавил Гринев.
— Ты сейчас на глаза не попадайся, — шепнул он мне. — Иначе начнется наказание невиновных, награждение непричастных… Все уляжется, угомонится, а там уж ты без поощрения не останешься.
Я согласно кивнул, хотя, если честно, мне это было неважно. Я сделал главное! Все, я изменил ход жизни как надо. Спас сестру, избавил родителей от кошмара… С меня разом слетело огромное напряжение, опустошило меня. Я и ощутил себя опустевшим-не опустевшим… но мне точно стало все равно. Абсолютно неинтересно, кто этот тип, как его зовут… Хоть царь Додон. Каковы его мотивы, вообще психологический портрет? Да пропади он пропадом! Не знаю и знать не хочу. Пусть сдохнет. Или засядет навек в тюрьме. И все. А на прочее мне плевать.
Видимо, старший лейтенант уловил это мое состояние.