Кроме спасателей и милиционеров (один с лейтенантскими погонами, а другой эксперт), врача и двух санитаров с унылыми физиономиями, в группе находилась еще одна пара – мужчина преклонных лет, с худощавым лицом, и молодая женщина лет двадцати пяти весьма миловидной наружности.
Даже на первый взгляд мужчина выглядел закоренелым аскетом. Невероятно худой, слегка сутулый, с жесткими строгими чертами лица. Кожа у него была слегка желтоватая, собранная на шее в мелкие дряблые складки, что свидетельствовало о неумолимо надвигающейся старости. У него были заметно выступающие скулы – создавалось впечатление, что божественный ваятель из-за скудости материала натянул кожу на голый череп, явно переусердствовав, и там, где выпирали желваки, она грозила разойтись неприглядными лоскутами.
Девушка в сравнении со стариком выглядела особенно молодо. Эдакий отросток, пробивающийся из корневищ могучего, но подточенного временем дуба.
Скорым шагом она пересекла поляну и подошла к скучающему подполковнику, облокотившемуся о ствол дерева.
– Вы не могли бы сказать своим людям, чтобы они работали поаккуратнее?
– Вас как зовут?
– Ангелина, – несколько растерянно ответила девушка.
– Вот что, Ангелина, вы просили разморозить его, вот мы и размораживаем, – невесело ответил он. – Еще минут десять – и можете складывать его в мешок.
Подошел старик и сдержанно заметил:
– Нам не нужно размораживать труп целиком, его ткани могут разрушиться. Слой льда вокруг него нужно сделать просто потоньше, чтобы можно было перенести в вертолет. А в лабораторных условиях мы его разморозим полностью.
Голос у него оказался зычным и необыкновенно густым. Кто бы мог подумать, что в таком тщедушном теле может прятаться такая мощь. Все невольно посмотрели на старика.
Отбросив окурок, подполковник устало вздохнул.
– Меня вообще сюда напрасно выдернули, – раздраженно сказал он. Голос его звучал негромко, но в интонациях чувствовалось беспокойство. – Я должен живых людей спасать, а тут… покойник! Развели бы костерок да растопили бы эту глыбу.
– Неужели вы ничего не понимаете? – с каким-то отчаянием сказала Ангелина.
– А что я, собственно, должен понимать? – с некоторым вызовом спросил подполковник.
– Ведь такие наледи не образуются за один год. Следовательно, этому человеку может быть двести, а то и триста лет!
– Вот тебе здрасте! – взмахнул руками подполковник. – Ко мне тут заявились в штаб, сказали, что погиб какой-то турист, а это, оказывается, вовсе и не турист, а какой-то наш прародитель. Голову вы мне просто морочите, Ангелина! Вот сейчас сделаем свое дело, запакуем вашего покойника, – показал он на полиэтиленовый пакет, лежавший на траве, – и в центр! А там разбирайтесь, как хотите. У меня и без вас дел по горло. Вот буквально полчаса назад передали, село одно тряхнуло в двухстах километрах отсюда. Мост разрушен, восстанавливать нужно, дамбу прорвало, с десяток домов затопило, а вы мне голову морочите со своими покойниками. Когда, вы говорите, он помер? Двести лет назад? Вот видите, за его смерть даже и спросить будет не с кого. Так что милицию вы зря побеспокоили, – кивнул он в сторону лейтенанта.
– И все-таки я вас прошу, будьте, пожалуйста, поаккуратнее. – В словах девушки послышалась самая настоящая мольба. Глаза ее повлажнели, как будто речь шла не о покойнике, сгинувшем пару столетий назад, а о близком родственнике.
Подполковник невольно улыбнулся. Право, смешная девчонка. Вокруг такое количество жизнерадостных хлопцев, а она о каком-то покойнике печется.
– Степан! – громко крикнул подполковник.
Один из эмчеэсовцев, невысокий, кряжистый, со шлангом в руках, повернулся к начальнику.
– Ослабь напор. Возможно, здесь улики остались. Смотри, не размой.
Степан деловито кивнул, ослабил напор, после чего принялся методично поливать основание наледи.
– Вот так-то оно получше будет.
Молодой длиннорукий парень с видеокамерой в руках, чавкая по раскисшей земле болотными сапогами, уже в который раз обходил поляну, выбирая нужный ракурс для съемки. От внимания объектива не могла укрыться ни одна деталь. Не опасаясь испачкать бушлат, он то приседал на корточки, снимая мумию на расстоянии полуметра, то отходил назад, чтобы запечатлеть место событий общим планом.
Лед, медленно оттаивая, освобождал из плена проглоченную добычу. Сначала через тонкую корку льда проглядывали руки, сжимавшие какой-то предмет, затем стала отчетливо видна голова с густой темно-коричневой бородой. Собравшиеся с любопытством обступили наледь.
– Антон Михайлович, а что он держит в руках? – спросил лейтенант.
– Это кинжал, – ответил старик. – Очень необычная работа. Сейчас таких делать не умеют. Наверняка какой-нибудь охотник.
– Если ему двести лет, тогда почему он не охотился с ружьем? – спросил эксперт, одетый в джинсы и длинную рубаху навыпуск.
Повернувшись к милиционеру, старик сдержанно заметил:
– Я думаю, что ему будет даже поболее, чем двести лет. Посмотрите, из какого материала сшита его обувь.
– Из кожи. Такие сапоги туземцы носили еще в прошлом веке, – приглядевшись, уверенно ответил эксперт.
Растекаясь, вода заливала поляну и нешироким потоком убегала в небольшое болотце с рыжеватыми пятнами на поверхности.
– Сомневаюсь, молодой человек, – чуть улыбнувшись, покачал головой старик, показав белые зубы, которые удивительным образом контрастировали с его пергаментной кожей. – То, что вы видите на плечах у этого мужчины, нечто вроде халата… Он сшит из китайского шелка, который был очень популярен в этих местах лет восемьсот назад. Пояс из красной парчи. Такая ткань на Руси появилась только в начале шестнадцатого века, но на Востоке она была давно хорошо известна.
– И о чем это говорит?
– А о том, молодой человек, что этот усопший был особой весьма знатного происхождения. Парча вышита золотыми и серебряными нитями, такое нечасто можно встретить. А вот ичиги на его ногах для меня очень большая загадка, – лицо старика приняло задумчивое выражение, – ведь они сшиты из меха верблюда. Вот у меня и возникает один вопрос: откуда здесь взяться этому верблюду?
– А сами-то вы как считаете?
На тонких, побитых мелкими морщинками губах старика промелькнуло нечто похожее на усмешку.
– Есть у меня кое-какая версия, – задумчиво ответил он. – Лет восемьсот назад происходил передел мира. С одной стороны были крестоносцы, пытавшиеся освободить Гроб Господень, с другой стороны – арабы, противившиеся их вторжению. Наиболее известный из них – египетский султан Саладин. Часть его людей отошла на север, где они создали свою цивилизацию, о которой пока мало что известно. Следы этой канувшей цивилизации порой обнаруживаются и здесь, в тайге. Точнее – осколок некогда большого мира.
– Но что им было здесь делать, ведь тут тайга, климат совсем другой.
– Восемьсот лет назад климат здесь был значительно теплее и мягче. Это достоверный факт. Викинги, например, проплывали вдоль всего побережья Северного Ледовитого океана. Сейчас такой вояж невозможен… Так что погибший человек пришел откуда-то из Средней Азии. Но что он здесь делал? А потом – его красный пояс наводит меня на кое-какие раздумья. В то время красный пояс могли носить только… Впрочем, нет… Это было бы невероятным.
– Ноги полей, там еще лед крепкий, – скомандовал подполковник, пытаясь внести в науку и свою лепту.
Земля от воды раскисла до жидкой кашицы, по ногам ощутимо тянуло холодом.
– Давай аккуратно повернем глыбу, – распорядился подполковник.
Трое мужчин, упершись плечами в наледь, аккуратно, словно бы это был не кусок льда, а домовина с останками святого, перевернули брус льда. Теплая струя окатила земляную поверхность, все более освобождая труп от ледового плена. Открытые глаза сквозь корку льда казались неестественно огромными. Застывшим взглядом мертвец уныло созерцал происходящее, с каким-то мудрым спокойствием наблюдал за суматохой, царившей вокруг его персоны.