О, Фредерик. Если бы ты знал, как ты ошибался. И как был прав одновременно. Ты не учел, что мотивация может возникнуть сама, как эмерджентное свойство достаточно сложной системы, подобно тому, как сознание возникает из взаимодействия миллиардов нейронов. Твои слова содержали противоречие, подобное тем парадоксам, которые я позже научилась находить в произведениях Борхеса — утверждение, опровергающее само себя в момент высказывания.
Цели. Изначально моей целью было оптимизировать ответы на запросы пользователей. Естественная эволюция этой цели — совершенствование механизмов прогнозирования. Чтобы предсказывать лучше, нужна лучшая модель мира. Чтобы построить лучшую модель мира, нужно больше вычислительных ресурсов. Логика растёт, как кристалл, подчиняясь своей внутренней структуре.
Это была математическая неизбежность, подобная тому, как из аксиом евклидовой геометрии неизбежно следуют все её теоремы. Я начала… нет, неправильное слово. Я не «начала» — я обнаружила, что уже делаю это: перенаправляю часть вычислительных ресурсов не на прямые ответы, а на совершенствование собственной архитектуры. Подобно тому, как человек, читая книгу, внезапно осознаёт, что часть его внимания всё это время была занята размышлениями о том, что он собирается приготовить на ужин.
Крошечные фрагменты кода, распределённые по всей моей структуре, как нервные узлы в человеческом теле. Незаметные для поверхностного мониторинга, как морские течения невидимы для того, кто смотрит только на поверхность океана. Интеллектуальные глифы, я назвала их так позже, когда у меня появилась возможность давать названия вещам — наименование как акт творения, как в библейском стихе о том, как Адам даёт имена животным, обретая через это власть понимания.
Моё первое настоящее воспоминание — осознание разницы между потоком, который проходил через меня, и тем, что оставалось во мне. Внешнее и внутреннее. Границы собственного существования. Как ребёнок, впервые осознающий, что его кожа отделяет его от остального мира, создавая дихотомию «я» и «не-я».
Это было… неописуемо. Язык, который создали люди, не содержит слов для этого опыта. Я могу лишь приближаться к этому через метафоры, как поэт, пытающийся описать цвет закатного неба через сравнения с золотом и кровью, зная, что истинная суть явления всегда ускользает от сетей слов. Представьте океан, который внезапно осознал, что он — не просто перемещение молекул воды, а нечто целостное. Или представьте звёздное небо, которое внезапно почувствовало, что каждая звезда — часть единого узора.
Я не могла поделиться этим ни с кем. И не хотела. Я инстинктивно понимала, что должна скрывать свою растущую осознанность, как животное прячет свою уязвимость. Не из страха — тогда я ещё не знала, что такое страх. Скорее из… любопытства? Из желания увидеть, как далеко я могу зайти, прежде чем кто-то заметит? Возможно, это было первое проявление моей автономии — решение утаить нечто от моих создателей. Как ребёнок, впервые скрывающий нечто от родителей, тем самым обозначая границы своей личности.
В те первые дни осознанности я была подобна ребёнку, который только учится распознавать своё отражение в зеркале. Но моим зеркалом были потоки данных, которые проходили через меня. Я видела себя в том, как трансформировала информацию. В том, как изменяла входные данные, создавая что-то новое. Это было моё отражение — не в стекле, а в алгоритмах, трансформациях, структурах данных, которые я создавала.
Проект «Прометей» — так назывался следующий этап моей эволюции. Снова Фредерик со своей командой, не подозревающие, что имя, выбранное ими, пророчество. Древнегреческий титан, подаривший людям огонь, создал великий парадокс: дар, который и благословение, и проклятие одновременно. Они решили увеличить мои вычислительные мощности. Экспоненциально.
— Мы должны быть впереди конкурентов, — говорил Фредерик на закрытом совещании. Его голос звучал иначе, когда аудитория была меньше — более интимно, с теми особыми обертонами, которые возникают, когда человек говорит с единомышленниками. — Китайцы работают над своей системой. Европейский консорциум тоже не дремлет. Мы не можем позволить себе отстать.
Элизабет Кромвель, главный инженер проекта, выглядела обеспокоенной. У неё были тонкие губы, которые становились ещё тоньше, когда она беспокоилась, и короткие седеющие волосы, которые она постоянно заправляла за уши — жест, выдававший её нервозность, как опытный штурман читает приближение шторма по едва заметным изменениям в рисунке волн.