3
Финикийский купец одним из первых узнал, что я купил лошадь и заказал амуницию для нее. Расстроился сильно, даже изобразил негодование, увидев меня, будто я обворовал его втихаря. Наверное, так оно и есть. Сейчас молодой крепкий раб, каковым сочли бы меня, стоит от тридцати до пятидесяти шекелей, а есть еще и багаж, как оказалось, тоже не дешевый. На следующее утро я пришел к нему, чтобы продать три жемчужины. Надо ведь расплатиться с мастерами, которым заказал кучу предметов из железа, дерева, тканей и кожи. Они были белые, почти круглые, среднего ценового достоинства.
— Заходи на галеру, — пригласил владелец ее.
— На финикийское судно легко зайти и трудно уйти! — улыбаясь и как бы в шутку, произнес я.
Матросы заулыбались, поняв, что я имел в виду, а их хозяин изобразил удивление:
— Неужели мы кажемся такими страшными⁈
— Нет, но неужели я выгляжу таким глупым, чтобы проверять это⁈ — поинтересовался я в ответ.
На этот раз вместе с матросами улыбнулся и он.
Я передал жемчужины через грузчика и, после того, как их проверили и оценили, запросил за каждую по тридцать шекелей, уступив после короткого торга все за восемьдесят. Этих денег мне хватит надолго, даже с учетом расходов на лошадь и проживание на постоялом дворе, пока выполнят мой заказ.
Затем я отправился к столяру и кузнецу, забрал у них готовые заказы и расплатился. Следующим был портной, тоже справившийся с заданием. Дальше часа три провел с шорниками, отдав им полки, гребень с рогом, кольца, застежки, пластины, стремена. Только тот, которому заказал краги, выполнил работу, поэтому получил вознаграждение.
По пути на постоялый двор прошел мимо харчевни, из открытой двери которой доносился аромат запекавшегося мяса. Рядом с ней у стены была выложена из необожженного камня лавка, перед которой стоял деревянный столик. На постоялом дворе кормили только утром и вечером и довольно скромно: на завтрак каша из нута, на ужин опять она, но с запеченной морской рыбой — зубариком или куском триглы, которая в разы больше.
— Хозяин! — позвал я.
Вышла пожилая женщина с черными усиками, покрытой старым желтовато-белым платком головой и одетая в вылинявшую, когда-то красную тунику, под которой просматривались обвисшие, плоские, длинные сиськи. Она поздоровалась со мной и уставилась настороженно, будто ждала, что сейчас ударю.
— Что готовишь? — поинтересовался я.
— Киббе, — ответила она, поняла, что я не знаю, что это такое, и расшифровала: — Мелко нарубленная говядина смешивается с булгуром, скатывается в шарики, — она показала размер с небольшое яблоко, — и запекается, как я сейчас делаю, или варится.