— Продашь мне? — спросил я.
— Сколько тебе штук? — спросила она.
— Давай пяток, — попросил я.
Это было что-то типа тефтелей с оригинальным вкусом, довольно интересным. Я умолол все пять, запивая кислым прошлогодним виноградным вином, которое было скорее дезинфицирующим средством, и заказал еще три. Расплатился с ней кусочком бронзы в виде приплюснутого параллелепипеда весом в три шиклу (двадцать пять грамм), привезенным из предыдущей эпохи. Судя по тому, с какой радостью взяла его женщина, сильно переплатил.
Вернувшись на постоялый двор, завалился спать на улице в тени на кровати из лозы, застеленной новенькой попоной, к которой мой конь, получивший традиционное имя Буцефал, отнесся без интереса. Сон во время полуденной жары уже вошел в обиход состоятельных людей. Беднота могла не придерживаться этой традиции, продолжать работать.
После сиесты, прихватив лук и колчан с тростниковыми, легкими и дешевыми стрелами, повел коня к шорникам, так сказать, на примерку ленчика седла. Мастер, который исполнял этот заказ, начал потихоньку врубаться, что от него требуется, но мимо Буцефала ходил очень осторожно, причем больше боялся, что его укусят, чем что лягнут. Как человек, имеющий богатый опыт общения с лошадьми, могу сказать, что он неправильно расставил приоритеты. Переметные сумы были готовы. Мы отрегулировали ремни, убедились, что все в порядке. Я расплатился и сказал, что заберу на обратном пути.
Поехал охляпкой за город. Во-первых, коня выгулять, чтобы не застоялся. Во-вторых, пусть пощиплет зеленую травку, если найдет на этой выжженной солнцем земле. В-третьих, может, подстрелю что-нибудь. Мясо мне больше по душе, чем рыба.
Отпустив Буцефала пастись со спутанными передними ногами на опушке леса, покрывавшего большой холм, я отправился на поиски добычи. Сперва продрался через маквис. Дальше стало легче идти. Валежника и сухостоя почти не было. Наверное, местные жители постоянно собирают. В русском лесу сразу чувствуешь запах прелости, грибов, а здесь сухо, совершенно другие ароматы, и рептилий и насекомых намного больше. В одном месте вспугнул зайца или он меня. Выскочил почти из-под ног и рванул между деревьями вниз по склону. Размером меньше русака и шерсть желтоватая, под цвет почвы. На вершине холма я забрел на скалистый выступ, с которого был виден город и море. Ни одного судна. Даже рыбачьих лодок не видать. Но море смотрится красиво. Наверное, это награда аборигенам за то, что живут в проклятом месте, где всегда войны и раздоры.
Я решил спуститься по противоположному склону холма и обойти его по краю к тому месту, где пасся конь. Уверенность в том, что удастся кого-нибудь подстрелить, уменьшалась с каждым шагом. Рычание леопарда и фырканье еще кого-то, доносившееся с опушки, к которой я приближался, подзадорили меня. Убивать хищника я не собирался. Хотел посмотреть, с кем он выясняет отношения. Может быть, его добыча подойдет и мне.
Оказалось, что представитель семейства кошачьих схлестнулся с представителем семейства куньих, причем не абы с кем, а с медоедом, который уступает своему сородичу росомахе только по размеру, но не по свирепости и бесстрашию. Название получил потому, что работает в паре с птицей медоуказчиком. Она наводит на борть. Животное забирается к дуплу, выпускает вонючую струю, как скунс, которая распугивает пчел, после чего съедает мед, не реагируя на укусы, потому что шкура толстая, даже крупные хищники прокусить не могут, а птице достаются личинки. С боков и на животе и боках шерсть у медоеда темная, а на спине светлая, как бы мелированная. Это впечатление усиливает и то, что граница цветов проходит по ровной линии: досюда черная, а выше под седину. Всеяден, от кореньев до падали. Устойчив к ядам. После укуса кобры может пролежать час-два в отключке, после чего отправиться на поиски ее, чтобы догнать и сожрать. Выясняли отношения, судя по размерам, молодой леопард и старый медоед возле частично обглоданной туши детеныша газели. Предполагаю, что поймал ее и начал трапезу первый, а второй решил упасть на хвост, причем действовал по-хамски. Само собой, леопарду это не понравилось. Он вцепился в шею грабителя, который, схватив тушку газели за заднюю левую ногу, попытался уволочь в кусты. Медоед каким-то непостижимым образом извернулся внутри своей шкуры, укусил нападавшего за морду и добавил лапой с длинными, сантиметров пять, когтями, содрав часть пятнистого скальпа и, как мне показалось, сильно повредив правый глаз. Леопард отпрыгнул, издав жалобный звук, как маленький котенок, после чего, тихо скуля, стремительно удрал зализывать раны. Впрочем, вряд ли дотянется языком до глаза и выше. Медоед, как ни в чем не бывало, продолжил утаскивать недоеденную тушку в кусты, двигаясь задом наперед. Я решил наказать его. Так сказать, око за око. Первая стрела попала в правый и вошла глубоко, почти до оперения. Теперь уже медоед подпрыгнул, а приземлившись на бок, завертелся от боли, сломав древко стрелы. Я поймал момент, когда он был черным брюхом кверху, где кожа намного тоньше, и вогнал вторую так, чтобы вышла через голову. Пробить череп у нее не получилось, но, видать, поразила какой-то важный орган. Животное дернулось несколько раз и вытянулось, потому что мышцы расслабились. Зная о поразительной живучести медоеда, я, приблизившись к нему, со всей силы всадил кинжал в левый глаз, как бы пригвоздив к земле, покрытой желтыми, сухими травинками, которые начали быстро пропитываться кровью. Я подождал немного. Судя по черным вшам, появившимся на седой шерсти спины, тело остывало, поэтому отправились на поиски другого. Я выдернул кинжал, быстро освежевал труп. Нес шкуру на палке, чтобы не обзавестись квартирантами.