Я сказал, что наблюдал за действиями доктора Якоба, и так оно и было на протяжении долгого влажного лета и холодной зимы, когда ревущие керосиновые обогреватели превращали оранжерею в уголок экзотических джунглей посреди снежных просторов. Целый год я только наблюдал, а потом доктор Якоб протянул мне садовые ножницы.
- Ты уже достаточно насмотрелся, - сказал он мне и показал на молоденькую розу в углу оранжереи. - Она твоя.
Я прожил по соседству с доктором Якобом два года, и это время ярко запечатлелось в моей памяти.
А полисмену, не ведая, в чем состоит его дело, я сказал следующее:
- Да, я его знал. Но не слишком хорошо, я ведь был еще совсем ребенком.
- Он недавно умер, - сказал полицейский. - В возрасте девяносто одного года.
Затем он помолчал, наблюдая за моей реакцией и задумчиво работая языком в попытках вытащить застрявший между зубов кусочек мяса.
Я ничего не ответил и ждал продолжения.
- Он до последнего дня жил в том же доме в Данбери, где вы с ним познакомились. Он прожил там всю жизнь. Доктор Якоб был одинок, и к нему приходила женщина для помощи по дому. Она и обнаружила тело. Никаких родственников мы не нашли.
Я подумал, что доктор Якоб мог упомянуть меня в своем завещании.
- Во время подготовки дома к аукциону там обнаружились некоторые любопытные вещи. Фотографии. Вот почему и вызвали полицию.
Полицейский положил блокнот на колени - перевернутая страница вся была покрыта бессмысленными каракулями. Затем он сунул руку в карман куртки, достал пакет и вытащил оттуда пачку фотографий:
- Как вы понимаете, это только копии.
Полицейский положил пачку на журнальный столик и подтолкнул ко мне:
- Посмотрите. Хотя это и не слишком приятное зрелище.
На всех фотографиях были запечатлены человеческие трупы.
Результаты работы хирурга были засняты с близкого расстояния. С отдельных частей тел была удалена кожа, на следующих снимках эти же самые фрагменты освобождались от слоя подкожного жира, затем от мускулов. Были запечатлены и более глубокие исследования - местами мышцы были рассечены и под ними обнажались внутренние органы; на одной из фотографий грудная клетка была вскрыта пилой, чтобы показать легкие и сердце.
Я увидел лишенную кожи человеческую кисть без большого пальца, зато остальные пальцы были разведены так далеко друг от друга, что образовывали ровный полукруг.
Я увидел голову женщины, у которой были удалены глазные яблоки, лежавшие тут же, на щеках, а губы были так растянуты, словно женщина ужасающе ухмылялась прямо в камеру.
В конце концов, доктор Якоб был врачом.
Но фотографии будоражили сознание гораздо сильнее, чем самые подробные пособия по хирургии. Это были не просто иллюстрации к учебнику анатомии - в этих снимках чувствовалась тесная связь с личностью фотографа. Кроме того, на изображениях было слишком много крови. Оставшаяся на трупах кожа была испещрена темными пятнышками, и повсюду вокруг разрезов виднелись подсыхающие потеки.
Мне казалось, что препараты для занятий по анатомии должны быть более тщательно очищены.
И я не думал, что трупы могут истекать кровью.
Полицейский внимательно наблюдал, как я перебираю фотографии, и постепенно мне стало ясно, что он расположил их в определенном порядке. Сначала шли изображения отдельных частей трупов, а потом я увидел снимки, представляющие тела во всей их полноте. Вот только они лежали не на обычных хирургических столах и больничных каталках. Тела поддерживались в вертикальном положении при помощи шестов и веревок, да еще им были приданы определенные позы: ноги, разведенные, как при ходьбе, руки в процессе жестикуляции, а головы повернуты, словно во время разговора. Эти эффекты достигались при помощи проволоки, закрученной вокруг конечностей, а иногда и пропущенной сквозь тело. И повсюду виднелась кровь. Каждый разрез, каждая рана, а их было великое множество, были отмечены потемневшими потеками крови, совершенно черной на зернистых снимках. Кровь стекала с истерзанных тел и скапливалась внизу. Но и этого было мало: темные ручейки не поддавались законам гравитации, а были направлены и размазаны загадочным образом, образуя таинственные знаки не поддающейся расшифровке каллиграфии.
Мои глаза затуманились от слез.
Я покачал головой и протянул пачку фотографий полисмену.
- Не знаю, что и сказать, - попытался я произнести, но смог только беззвучно пошевелить губами.
- Вы поняли, где были сделаны эти снимки? - спросил он. - В оранжерее, позади дома. Там много окон и очень хорошее освещение. Посмотрите.
Полицейский показал мне снимок окровавленной женщины, обвитой проволокой. Снимок был немного передержан, и кожа, там где ее не запятнала кровь, светилась белизной. Фоном к фотографии служили полки, заставленные цветочными горшками.
- В самом доме для такого кадра было бы слишком темно. Я только ошеломленно кивнул.
Полицейский вытащил фото из моих пальцев и бережно положил в пачку, не забыв удостовериться, что снимок попал на то самое место, откуда был извлечен.
- После такой находки мы перекопали оранжерею и весь участок. Мы считали, что там могут быть захоронены отснятые останки тел. Ничего подобного. Только у самого крыльца обнаружились кости собаки.
Наверное, это был Блэки, а может, и какой-то другой пес, живший в доме после того, как я уехал.
- Мистер Якоб был врачом, и в этом отношении у него бесспорно были большие возможности. Он мог похоронить свои жертвы на кладбище или отправить в крематорий вместе с неопознанными трупами. Сейчас это невозможно проследить. Но в одном вы можете быть уверены. Одно мы знаем наверняка. - Полицейский подался вперед на своем стуле и так пристально уставился в мои глаза, что я не посмел отвести взгляд. - Этот человек был убийцей. Люди, над которыми он проводил свои опыты, были еще живы.