— Ну, я на этот счет другого мнения. И вообще — приветик! — Михаил схватил пальто и выскочил из комнаты. Максим подошел к Антону:
— Но ты, кажется, не все договорил, Антон. Если искра мышления передается, как эстафета, от поколения к поколению, то где ее начало? У тебя, кажется, есть свои соображения относительно того, как впервые возникло это удивительнейшее явление — разум?
— Очень много ты захотел! Более грандиозной загадки природы трудно себе представить. Никто не ответит тебе на этот вопрос. Что же касается меня, то я убежден в одном: человеческий разум не мог возникнуть в тот ничтожно малый промежуток времени, который отделяет последние находки рамапитека от первых находок питекантропа. Полтора-два миллиона лет могли существенно изменить и обезьяну и человека. Но это слишком незначительный срок для того, чтобы обезьяна стала человеком. Эволюция совершается скачками, я согласен. Но это уже больше, чем скачок. В конце концов между обезьяной и ее предками, если можно так выразиться, лежит небольшая рытвина, человека же от обезьяны отделяет пропасть.
— Ну, это как сказать, Антон. Последние наблюдения и эксперименты над поведением животных показывают, что не только обезьяны, но и многие другие млекопитающие обладают определенными элементами психики, ни в коем случае не укладывающимися в понятие рефлекса. Разве ты не слышал?
— Слышал, но не очень верю.
— Это не аргумент!
— Хорошо. Допустим, что все, что пишут о таких экспериментах, верно. Но разве эти «элементы психики», сугубо конкретные, связанные лишь с определенными действиями животного, как бы они ни напоминали мышление, ложно сравнить с абстрактным разумом человека?
— Можно. Во всяком случае, пропасти я здесь уже не вижу. И достаточно усложнения функциональных констелляций нейронов мозга…
— Усложнение функциональных констелляций нейронов! Коронный номер Стогова! Всеспасающие констелляции. А кто и когда наблюдал это скачкообразное усложнение констелляций? Почему оно не возникает ни у одной из ныне живущих обезьян?
— Может, и возникало, кто знает Ведь сейчас, когда обезьяны живут, по сути дела, в окружении людей, такое усложнение не дало бы им ни грана перевеса и, стало быть, должно бесследно исчезнуть, как всякий бесполезный признак.
— Гм… Это уже что-то новое. Во всяком случае, не по Стогову. Тот просто сослался бы на чрезмерную специализацию и указал такую-то страницу такой-то книги. Откуда это у тебя?
— Да ниоткуда… Я сам так думаю.
— Сам? — Антон неожиданно рассмеялся. — А ты, оказывается, не так прост! Ладно, потолкуем еще об этом. А теперь вот что… Лара вчера уехала.
— Как уехала? Куда?
— В Москву, на Международный семинар. Недели на три — на четыре.
— Уехать сейчас почти на месяц! А как же лекции?
— Не лекциями едиными жив студент.
— И все-таки, целый месяц! Это такой срок…
— Срок большой, — Антон хитро прищурился. — Вот она и просила передать, что то, о чем она обещала рассказать тебе — видно, что-то важное, я не знаю — она скажет сразу по приезде. Если, конечно, ты снова не будешь прятаться от нее, как в последнее время.
— Так она и сказала?
— Нет, это я по глазам у нее прочел. Я же как-никак бионик.
— Понятно…
— Ничего тебе не понятно. С твоими констелляциями…
Это случилось уже весной, когда снег на улицах заметно почернел, и под водосточными трубами заблестели первые лужицы воды. В тот день у Максима с утра болела голова, чувствовался озноб, а к полудню поднялась температура. Пришлось уйти с лекций и лечь в постель. «Неужели и я попался?» — мелькнула тревожная мысль.
В городе второй месяц свирепствовал грипп. Переболело почти все общежитие. Только Максим до сих пор держался на ногах. Может быть, потому, что все зиму делал зарядку и обтирался снегом. А вот теперь, когда эпидемия фактически закончилась, болезнь, кажется, настигла и его. Он чертыхнулся от досады и, положив руки под голову, закрыл глаза. Вдруг дверь с шумом распахнулась.
— Максим! Ты спишь, что ли? — в комнату вихрем ворвался Михаил и, не снимая пальто, присел на койку к приятелю. Тот молча отодвинулся, давая место. Но Михаил затормошил его за плечи. Он тяжело дышал и поминутно отирал пот с лица:
— Слушай, Максим, ты мне друг?
— Ну?
— Тогда выручай! Сейчас я случайно узнал, что Лара… В общем, беда с ней, Максим.
— Беда с Ларой?! Разве она приехала?
— Приехала. Давно. Да по дороге подцепила грипп. А сейчас пневмония в страшной форме. Пенициллин нужен. А из-за этой эпидемии, будь она неладна, во всех аптеках хоть шаром покати. И отец ее, как нарочно, в командировке…
Максим соскочил с кровати:
— Что же она, совсем одна?
— Есть там какая-то старушенция-домработница. Да не в этом дело. Пенициллин, говорю, надо, а иначе…
— Так пошли, разыщем. Из-под земли достанем!
— За этим я и пришел к тебе. В центре нет ничего, я все обегал. Надо на окраины ехать. Я уж навел справки. Вот тут адреса всех аптек…
— Может, по телефону быстрее?
— Бесполезно. Тут надо просить, умолять, доказывать. В общем, так. Я махну в Заречье, а ты возьми Нагорный и Тракторный.
— Идёт!
Однако все поиски закончились безрезультатно. Ночь застала Максима в рабочем поселке, где не было, оказывается, и аптеки и откуда давно ушел последний автобус в город. Но какое это имело значение, если приходилось возвращаться с пустыми руками.
Максим вышел на темную пустынную дорогу и остановился, не зная, что ещё придумать, что сделать. Мысли его неотступно вертелись вокруг несчастья с Ларой. Страшно было подумать, чем может закончиться ужасная болезнь. Он только теперь вдруг понял, что давно уже не мыслит жизни без того, чтобы где-то рядом, пусть даже не замечая его, жила эта удивительная необыкновенная девушка. Кем бы она ни была. Что бы о ней ни говорили. Какие бы тайны ни окружали ее. Только бы знать, что она есть, думать о ней, мечтать о встрече с нею. Но вот она больна. Может быть, борется со смертью. А он не в состоянии даже найти ей лекарство. Он живо представил её, беспомощную, неподвижную, с закрытыми глазами, и сердце сжалось от страшного предчувствия.
Что же делать? Где найти этот пенициллин? В аптеках города его нет. В аптеках пригородных деревень, конечно, тоже. Так где же он может быть? В аптечках воинских частей? Туда не пройдешь. В аптечках школ, лесничеств, экспедиций… Эврика! Ведь где-то здесь неподалеку — база геологической экспедиции. Антон не раз говорил о ней. Только где она, эта база?..
Вдали показались огни автомашины. Максим выскочил на дорогу, поднял руку. Тяжело груженый самосвал остановился.
— Чего тебе? — выглянул из кабины шофер.
— Мне надо срочно на базу экспедиции. Не подвезешь?
— К буровикам, что ли?
— Вот-вот!
— Так это не на тракте. К ним кружным путем ездят.
— А если пешком?
— Эка хватил! Тут километров десять, а то и все пятнадцать. Разве до Трех долинок тебя подбросить, там близко. Только лесом, через овраг, без дороги.
— Идёт! Как-нибудь…
— Ну, садись.
До Трех долинок домчались быстро. Шофер гнал машину на предельной скорости. Но как найти теперь эту базу геологов?
— Они тут вправо. Так прямиком и дуй! — кивнул на прощание шофер.
Легко сказать — дуй прямо. А как это сделать в сплошной темноте, по снегу? Местность незнакомая. Если б хоть какая-нибудь тропинка, след от ног. Но кругом одни сугробы. На небе ни звезды. Уйдешь в сторону с первых шагов.
Максим снова почувствовал озноб. Боль в голове не давала собраться с мыслями. Предательский страх начал закрадываться в душу. Но так продолжалось одно мгновенье. Он снова представил Лару, измученную болезнью, мечущуюся в жару и не раздумывая шагнул в темноту. В лицо ударил мокрый ветер. Это хорошо. Хоть по ветру можно будет ориентироваться. И он двинулся вперед.
Сначала под ногами тянулось поле с довольно крепким настом. Потом пришлось продираться через кусты. Наконец он вступил в густой еловый лес. Теперь ветер едва чувствовался. Ноги глубоко вязли в снегу, путь то и дело преграждали большие разлапистые деревья. Не прошло и четверти часа, как сильная слабость заставила Максима присесть в снег. Нестерпимо хотелось пить. Он бросил в рот щепоть снега. Больше, казалось, не сделать ни шагу. Однако мысль о Ларе снова подняла его на ноги. Идти! Идти во что бы то ни стало!
Густой ельник кончился. Потянулось редкое мелколесье. Потом снова лес. И все та же темень, мокрый снег, безмолвие. Время словно остановилось. Сознание заволокло туманом. Но он шел и шел, несмотря на головную боль и слабость, несмотря на озноб и тошноту, несмотря на вконец промокшие ноги.
Наконец деревья расступились. Впереди показались огни, почувствовался запах дыма. Максим собрал последние силы и через несколько минут вошел в небольшой поселок из пяти или шести домов. В глаза бросились заснеженные машины с буровыми установками. База геологов!
Он подошел к первому дому и забарабанил в дверь. В ответ послышались громкие мужские голоса. Максим вошел в жарко натопленную комнату. Здесь, за столом, заваленным картами и чертежами, сгрудилось четверо мужчин. Он шагнул прямо к столу:
— Здравствуйте! Где я мог бы найти врача?
— Врача у нас нет, — ответил старший из мужчин, видимо, начальник партии. — А что случилось?
— Здесь неподалеку, в городе, умирает человек. Срочно нужен пенициллин. А ни в одной аптеке…
— Понятно. Петро, загляни-ка в аптечку, вроде там было.
Тот, кого назвали Петром, молодой паренек с кудрявым чубом, порылся в шкафу и вынул небольшую коробочку:
— Вот, есть! Целая упаковка, даже не распечатано. — Он протянул коробку Максиму.
— Спасибо вам большущее! — Максим сунул лекарство в карман и пошел к двери. — До свидания.