— Должно быть, он. Такого же цвета была и моя шестерня, — Максим царапнул «крест» алмазным стеклорезом. Тот не оставил ни малейшего следа. — Он!
Антон поднес находку к радиометру:
— Ого! Ладно, потом исследуем досконально, а сейчас давай его сюда, — он положил крестик в свинцовый контейнер и плотно завинтил крышку.
Максим сложил в рюкзак инструменты, затолкал плащи:
— Клади и контейнер, места хватит.
— Ну нет, я его из рук не выпущу, — Антон перекинул через плечо радиометр и выпрыгнул из ямы. Максим выбрался за ним следом:
— Давай прямиком. Тут, правда, лесом. Зато сразу выйдем к озеру.
Антон посмотрел на часы:
— Пошли. Мне самому не терпится взглянуть на него.
— Тогда прямо на солнце! — Максим разыскал знакомую тропинку. Над головой снова сомкнулись тяжелые лапы елей.
Путь вдоль реки оказался не из легких. По тропе не ходили, видно, много лет. Оба словно опьянели от радости. Более удачного начала трудно было представить. Разговоров о счастливой находке хватило на всю дорогу. А вот и озеро!
Оно открылось сразу, только друзья поднялись к обрыву, и у Максима защемило сердце от нахлынувших воспоминаний. Он бросил рюкзак на землю, подошел к самой круче. Всё здесь было прежним, знакомым до мельчайших деталей.
— Вот тут, Антон, и началась эта удивительная история. Там вон, против мыска с кривой лиственницей, я выловил ее из воды. А под тем кедром — видишь, с обломанной верхушкой? — разговаривал с ней в день отъезда в институт. Все вроде и забылось с тех пор. А стоило вот прийти сюда, увидеть все это, как веришь, будто… Антон, что с тобой?!
Максим бросился к побледневшему приятелю. Но тот как-то сразу обмяк, пошатнулся и, неловко взмахнув руками, рухнул вниз с обрыва.
Максим, не раздумывая, прыгнул следом. Через секунду оба вынырнули на поверхность. Максим что было сил поплыл к Антону:
— Держись! Я мигом.
Антон лихорадочно срывал с плеч радиометр. Максим помог ему сдернуть ремень:
— Давай к кедру, там мельче.
— Зачем к кедру! Бросай радиометр, ныряй!
— Да что случилось?
— Контейнер!!!
Тут только Максим вспомнил, что в руках у Антона был контейнер с драгоценной находкой.
— Ты выпустил его? На такой глубине?! Эх, Антон…
Но тот уже скрылся под водой. Через минуту он вынырнул, чертыхаясь и отплескиваясь:
— Ну, что же ты?!
— Без толку, Антон. Все пропало. Ты не знаешь озера. Я был еще мальчишкой, когда вормалеевские мужики спускали в этом месте четверо вожжей, да так и не достали до дна.
— Проклятье! — он выбрался на берег, сбросил намокшую одежду. — Что же теперь делать?
Максим достал из рюкзака спички, разжег костер:
— С контейнером придется проститься.
— Ни за что! Контейнер надо достать. Чего бы это ни стоило!
— Садись к огню, сушись! Кто отважится лезть в такую глубину. К тому же там ледяные ключи. И потом… Этого следовало ожидать, я говорил тебе.
— Ерунда! Так можно внушить себе, что угодно. Просто закружилась голова от высоты. У меня это с детства. Недаром не переношу самолета.
Он подсел к костру, закрыл глаза от дыма:
— Скажи, какие предприятия сейчас в Отрадном?
— Я давно сюда не заглядывал. Помнится, был хлебозавод, мельница, фанерная фабрика…
— Это не подойдёт. Еще что?
— Потом, я слышал, появился какой-то химический заводик, небольшая гидроэлектростанция…
— Стой! Это то, что надо. Гидростанция… При желании они могут вызвать водолазов. Завтра же нагрянем к директору этой станции. А сейчас — заметь поточнее место, где я упал, и — в Отрадное! Надо еще местным властям представиться.
Водолазов вызвать не удалось. Однако директор гидростанции порекомендовал обратиться к недавно демобилизовавшемуся матросу, у которого, как он утверждал, был вполне исправный акваланг. Максим не замедлил воспользоваться советом. Но каково же было его изумление, когда в бравом старшине-подводнике он узнал Костю Макарова, одного из братьев-близнецов, вместе с которыми жил когда-то на кордоне.
— Костька, ты?
— Максимка! Разноглазый!
Друзья обнялись, расцеловались, засыпали друг друга вопросами. Не прошло и получаса, как Максим сидел за празднично накрытым столом, и Костя, уже захмелевший от крепкой, домашнего приготовления настойки и бесконечных воспоминаний, хлопал его по плечу и в третий или четвертый раз спрашивал:
— Так, значит, соскучился по родным краям?
— Конечно, о чем говорить.
— А я, брат, поселился было после армии на Украине. Да нет, тянет тайга…
— А море вспоминаешь?
— Море тоже берёт за душу. Ой, как берёт! Да ведь я с детства в тайге…
— Но ты, говорят, и акваланг с собой прихватил?
— Даже два. Новехонькие. Хоть сейчас в воду! Да где тут с ними?..
— А в нашем озере не пробовал?
— Холодно там, сам знаешь. Да и…
— Что ещё?
— Дурные слухи идут о здешних озёрах.
— И ты до сих пор веришь? А я хотел просить тебя как раз в озеро спуститься.
— Зачем?
— Штука одна утонула под обрывом. А очень она мне нужна!
Костя заерзал на стуле, начал водить вилкой по пустой тарелке. Максим выжидающе молчал:
— Боишься?
— Кто, я? Старшина-подводник?! Да хочешь, прямо сейчас спущусь?
— Зачем сейчас? давай в воскресенье утром, если свободен.
— Лады! Достанем твою штуковину.
— Ну и отлично! — сказал Антон, выслушав Максима. — «Крестик», считай, у нас в кармане. А теперь вот что, познакомь-ка меня с кем-нибудь из здешних старожилов.
Максим подумал:
— С кем же, разве с дядей Степаном…
— Кто он, этот Степан?
— Степан Силкин? Старый вормалеевский охотник. Отличный следопыт, первый на кордоне стрелок и очень неплохой человек.
— Где он может быть, такая знаменитость?
— Если не в тайге, то дома, на кордоне. Соседями были.
— Пошли! Потолкуем с этим дядей Степаном.
Силкин встретил их у себя во дворе, под навесом, где чистил неразлучную двустволку:
— Никак Максим? Здравствуй, сынок! Вспомнил старика, уважил. Знал, что заглянешь в наши края, недаром тем крестиком интересовался. Нашли, что ли, его в вормалеевском-то кладе?
— Найти-то нашли, да снова потеряли. Утонул крестик в озере.
Силкин выслушал рассказ Максима, не спеша закурил:
— Да-а, может, и неспроста так-то вышло. Не все ладно в наших озерах. Факт! Давно пора заняться этим. Взять хоть Малея. Не добром кончил человек. А отчего? Не господь же бог его покарал.
— Вот мы и хотим покопаться, посмотреть, что к чему.
— И товарищ твой, значит, по этому делу?
— Да, познакомься, дядя Степан, — Максим представил Антона.
— Отчего не познакомиться с хорошим человеком. Куришь? — он протянул Антону кисет.
Тот ловко свернул «козью ножку», чиркнул спичкой:
— Мы не просто в гости, дядя Степан. Нужен нам для работы человек — местный, старожил, знающий тайгу, ну и с головой на плечах.
— Так ведь много таких-то.
— А вы сами? Вы не пошли бы поработать к нам на лето?
Силкин не заставил себя упрашивать:
— Отчего не пойти, можно и пойти. По годам я давно сам себе хозяин.
— Вот и хорошо. А сейчас я хотел бы узнать, не приходилось ли вам или кому из ваших знакомых находить тут по оврагам какие диковинные вещи, скажем, железку какую-нибудь особенную, кость, камень? И вообще — не сталкивались ли вы с чем-нибудь не совсем обычным, не поддающимся объяснению?
— Да ведь как сказать… Мало ли что бывало за всю-то жизнь. Может, и находил кто чего. Сразу не припомнишь. А вот насчет этого самого, необычного… Так одно озеро за Лысой гривой что стоит.
— Вы сами были в тех краях?
Силкин усмехнулся в седую, пожелтевшую от махорки бороду.
— Ты лучше спроси, где я здесь не был, сынок.
— Ну и что там на озере? Чем оно так поразило вас?
— Всяко бывало. Да только… На смех поднимете старика, не поверите. Скажете — известно, охотник!
— Что вы, дядя Степан! Расскажите. Для дела нужно.
— Ну, коли для дела, тогда так… Первый раз это было, почитай, годов двадцать пять назад. В то лето, когда вот Максим родился.
Случилось мне тогда заночевать на озере. Да что-то проснулся среди ночи и не сплю. Лежу эдак вот с открытыми глазами, смекаю, долго ль до рассвета, слушаю по привычке. Ружье, понятно, под рукой. А из одежи — один плащ. Луна начала всходить. От воды, чувствую, сыростью тянет. И вроде бы зябко так. Надо, думаю, повыше перебраться, костер сообразить. Только подумал, слышу — дитя плачет.
Что за наваждение! Высунул голову из-за кустов. Мать честная! На берегу, у самой воды — бабенка с дитём. Худущая такая, простоволосая, в одном платьишке. А младенец, тот и вовсе почитай что голый. Сидит у нее на руках, барахтается. А она уставилась на небо и вроде звезды считает. Забавно мне это показалось. Смотрю, что дальше будет. А дитёнку-то, видно, не больно сладко на холоде. Сидел, сидел да и рёву!
Тут и баба будто очнулась, прижала его к груди, лопочет что-то, а из глаз — слёзы. Ну, думаю, беда какая-то с человеком. Разве помочь чем?.. Выскочил из кустов, и к ней. Да сдуру-то и ружьё прихватил. Привычка! А со сна, известно — глаза дурные, волосы всклокочены. Да еще с ружьём!
Напугал, видно, бабу до смерти. Заметалась она по берегу, места себе не найдет. Потом остановилась, зыркнула на меня глазищами и рукой — вроде как отталкивает чего. Я хотел крикнуть, не бойся, мол, дура, с добром я. А язык — что бревно. Глаза ни с того ни с сего слипаются. В ногах дрожь. И вроде бы в яму лечу. В общем, хотите верьте, хотите нет, так и заснул, как подкошенный. Прямо на песке!
Просыпаюсь — утро. И ни тебе той бабёнки, ни дитяти. А у самой воды — следы. Её, стало быть, следы, Начал я к ним присматриваться. Следы, как следы. Сразу видно — бабьи, от туфель. Но вот диво — идут следы из воды и уходят опять в воду. Вроде бы как из воды она вышла и опять в воду схоронилась. Ну как вы все это объясните?