— Садитесь, Максим. Я нарочно устроила все это немного по-земному. Но угощать вас буду только нашими блюдами. Согласны?
Он устроился в удобном мягком кресле. Она села напротив:
— Мы не пьем напитков вроде ваших вин. Но у нас есть много тонизирующих плодов и ягод… Нет, это не то, что плоды дерева мудрости! — рассмеялась Миона. — Там большую роль играет ритуальная сторона. А попробуйте вот это…
Сочная мякоть крупных янтарных ягод в самом деле действовала подобно вину: чувства обострялись, исчезала скованность, все начинало казаться более легким, доступным. Но мозг продолжал оставаться ясным, даже, пожалуй, яснее обычного.
Миона тоже проглотила несколько ягод. Глаза ее заблестели ярче. Она встала и пересела ближе к Максиму:
— Максим, милый! Пусть вас не расстраивает холодность Этаны. Так принято там, в мирах Системы. Я сама цепенею, когда вижу это в иллюзионории. Но сегодня, сейчас, я хочу, чтобы ничто не омрачало вашего настроения. Скушайте вот это, — она пододвинула к нему вазочку с тонко нарезанными дольками какого-то фрукта, взяла кусочек себе.
Так они просидели с полчаса. Потом Мионка встала и подошла к музыкальному инструменту:
— Я сыграю вам ту звездную симфонию, которую вы слышали давно-давно на Лысой гриве. Хотите? Тогда садитесь вот сюда, — она усадила его в кресло возле инструмента и села за клавиши.
Максим не сводил с нее глаз. Миона взяла несколько нот.
И сразу исчезло всё — стены, цветы, праздничный стол.
Мощные, непередаваемой красоты аккорды, переплетаясь с волнами чудесного запаха астийского эдельвейса и непрерывно меняющимся освещением комнаты, разом унесли его в далекое детство, и он будто снова увидел яркие, чуть подрагивающие в холодной ночи звезды, черный провал озерной котловины, радужное кольцо света в кромешной темноте. Но теперь сверх всего этого, затмевая и ночь, и звезды, и тьму, и вспышки света, затмевая все на свете, сияли зелеными сполохами глаза той, что сидела сейчас перед ним, управляя этой волшебной аромато-светомузыкой. В ней одной воплотился сейчас для него весь мир, вся вселенная, свет всех звезд, дыхание всего живого.
Но вот звуки смолкли. Миона, бледная, с высоко вздымающейся грудью и широко раскрытыми глазами, положила руки на колени и опустила голову к клавишам. Максим встал, подошел к ней сзади, осторожно коснулся губами ее волос:
— Миона…
— Максим, — прошептала она, ещё больше опуская голову на грудь.
— Я хотел сказать, Миона, что всю жизнь, с той самой ночи, на Лысой гриве, я любил только вас одну…
— Я знала это, Максим. Знала всегда. Знала, еще не понимая, что это значит. Знала одна. И все это время… Столько лет! Ждала этой минуты. — Она подняла голову, порывисто встала, обернулась к Максиму и прижалась лицом к его лицу…
6.
— Видите, как это кошмарно далеко — от нашей звезды до вашего Солнца, — сказала Миона, выключая экран, где только что проектировался гигантский завиток Галактики.
— Как же вы оказались на Земле? И остались вдвоем с матерью? — спросил Максим.
— Сейчас вы увидите и это. — Миона провела его в дальний угол комнаты, где в пол была вделана небольшая площадка из голубого гофрированного металла, и указала на нее—: Встанем сюда. И постарайтесь не терять равновесия. Будем спускаться.
Действительно, едва они ступили на площадку, как та, дрогнув, пошла вниз и плавно опустила их в большой круглый зал.
Зал этот располагался, видимо, где-то глубоко в недрах корабля и напоминал огромный полый шар. Здесь все было черным. Черным, будто покрытым густым слоем сажи, был вогнутый, без единого шва или трещины пол. Черными были идеально гладкие сферические стены. Черным был высокий сводчатый потолок. Лишь небольшой матовый светильник высоко вверху скупо освещал это мрачное пустое помещение.
Впрочем, едва они прошли в середину зала, как свет усилился и снизу поднялись два глубоких мягких кресла.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала Миона, усаживаясь в одно из них. — Только ботинки придется снять… Теперь положите руки на подлокотники и откиньте голову, — она сделала какое-то неуловимое движение, и Максим почувствовал, как руки и ноги сжали тугие эластичные захваты, а на голову опустился тонкий металлический обруч.
— Вот и всё, — продолжала Миона, руки и ноги которой также были стянуты кольцами из серебристого пластика. — Мы с вами в нашем главном иллюзионсрии. В принципе, это нечто подобное земному кинематографу. Там у вас тоже искусственный внешний раздражитель действует на органы чувств человека: зрение и слух. Но можно ведь добавить к этому, скажем, ощущение запаха. Почему бы, сидя в вашем кинотеатре и видя, к примеру, цветущую черемуху, не ощущать одновременно и ее аромат?
— Со временем, видимо, так и будет, — сказал Максим.
— Так вот, наш иллюзионорий действует одновременно на все без исключения органы чувств, включая осязание, ощущения вкуса, словом, все-все. Есть и еще одно отличие. В вашем кино действие развертывается по определенному, заранее составленному сценарию, и действующие лица повторяют все время одни и те же реплики. У нас, в иллюзионории, действующее лицо просто живет, черпая соответствующую информацию из хранилищ Главного кибера. Поэтому при желании вы можете поговорить с ним на любую интересующую вас тему, поспорить, попросить сводить в интересное для вас место, познакомить с нужными вам людьми, реально живущими или жившими в любое отдаленное от нас время.
— А если у Кибера не окажется соответствующих данных?
— Тогда ваш собеседник скажет, что он чего-то не знает, не помнит или не может сделать. Это то, что принято называть у вас документальным фильмом. Но можно настроить иллюзионорий на какой-то вымышленный сценаристом художественный сюжет. В таком случае сам автор закладывает в Кибер соответствующую программу. Возможности такого «фильма» уже. Но и в этом случае вы можете вмешаться в действие так, как вмешались бы в жизнь реально существующих людей. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, — улыбнулась Миона. — Так что не вздумайте, к примеру, прыгнуть вниз головой со скалы. Физически с вами ничего не произойдет. Но психика переживет весь комплекс соответствующих эмоций. Впрочем, сейчас я попрошу вас ни во что не вмешиваться. Только смотрите и слушайте. Речевое сопровождение будет синхронно переводиться на русский язык. Я буду с вами. Только не говорите со мной громко. Вы готовы?
— Да.
— Включаю генераторы. Сейчас мы окажемся в центре управления кораблём. Не пугайтесь, пожалуйста.
Светильник погас. На мгновенье зал погрузился в темноту. Только профиль Мионы слабо фосфоресцировал в сплошном мраке. Но вот тьма рассеялась, и Максим увидел, что это уже не прежний зал, а небольшое овальное помещение, сплошь облицованное приборными панелями, где мигали, струились, перескакивали с места на место тысячи разноцветных огоньков. В передней части помещения перед большим светящимся экраном сидел в кресле высокий седой мужчина с тонким чрезвычайно усталым лицом. Сзади, за его спиной, бесшумно двигались два оранжевых робота.
Руки мужчины лежали на клавиатуре приборного щита.
Длинные рычаги роботов то поворачивали различные маховички, то поднимали или опускали тумблеры приборов.
Но не это больше всего удивило Максима. Больше всего поразило его то, что они с Мионой совершенно свободно стояли на полу, словно за секунду перед этим и не было никаких кресел с их кольцами и захватами. А главное, что оба они были снова обуты: Миона в свои обычные туфли, а он в какие-то легкие сандалии из мягкой эластичной ткани.
Все это просто не укладывалось в сознании. Он вопросительно взглянул на Миону, но та сразу взяла его за руку:
— Сядем вот здесь, за этими пилонами, — шепнула она, увлекая Максима в дальний угол помещения. — То, что вы видите, произошло тридцать лет назад. Сейчас глубокая ночь. А в кресле командира корабля, перед экраном, — мой отец.
— Ваш отец?!
— Тише. Смотрите. Смотрите!
Командир поднял голову от пульта, нажал на небольшой рычаг. Экран сразу потемнел, а в центре его, в золотистой россыпи звезд, ясно проступил яркий голубой диск с темными провалами морей, желто-зелеными пятнами материков, причудливыми нагромождениями облаков.
Командир устало откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза рукой. Стало совсем тихо. Лишь какой-то прибор отстукивал ровные промежутки времени, да медленно, очень медленно поворачивался на экране диск планеты.
Но вот командир тряхнул головой, положил руку на одну из клавиш:
— Этана!
Максим вздрогнул. Ведь кроме них троих в помещении не было никого. Но в следующее мгновенье на пульте вспыхнул небольшой экран связи:
— Иду, дорогой. Только уложу Миону.
— Не надо, зайди с ней.
Через минуту в Центр управления вошла Этана, точно такая, какой он видел ее вчера, только очень худая, утомленная, с маленьким ребенком на руках. Командир обернулся к ней:
— Сядь, Этана. Вот она, цель нашего трагического пути, — он указал на голубой диск планеты. — Я выверил все координаты, снял необходимые константы. Это и есть третья планета звезды Гелио, на которую два миллиона лет назад по местному исчислению высадились наши соотечественники. Мы достигли цели. Но какой ценой! Эта чудовищная гравитационная аномалия, сбившая корабль с пути, стала роковой.
Однако дело не только в этом. Я хочу, чтобы Система знала, что главной ошибкой экспедиции было укомплектование корабля слишком пожилыми астронавтами. Конечно, не будь той аномалии, мы все успели бы вернуться в Систему. Но разве можно рассчитывать только на благополучный исход? И вот результат…