— Совсем как люди! — воскликнул Максим.
— Вас это удивляет?
— Да, признаться. Хотя после того, как я увидел вас, так похожих на людей Земли…
— Но это же совершенно естественно. Как вы думаете, облик человека Земли случаен или воплощает в себе высшую степень целесообразности по отношению к тем условиям, где он живет, и той сфере деятельности, которая определяется разумом?
— Мне трудно ответить на этот вопрос.
— Почему же? Попробуем разделить его на отдельные цементы. Скажите, нужен ли человеку хвост?
— Нет, пожалуй, — рассмеялся Максим.
— А рога, копыта, когти, бивни?
— Нет, конечно!
— Поэтому ничего подобного и не может быть у мыслящего существа. Природа не допускает ничего лишнего. А теперь поставим вопрос так: мог ли бы человек жить без глаз, без ушей — именно ушей, а не слуховых дырочек, без носа — и опять-таки, носа, а не отверстия для дыхания, в которое беспрепятственно попадала бы вода, пыль, в котором воздух не мог бы очиститься и согреться, без рта, языка, зубов, мог ли бы он жить и работать без рук, этого удивительнейшего универсального инструмента, какой только могла создать природа?
— Нет, разумеется, но…
— Но, может быть, ему удобнее было бы иметь не два, а один глаз, одно ухо, три ноздри?
— Все это понятно, Этана. Иначе не было бы стереоскопичности зрения, слуха, обоняния. Словом, каждый орган отработан в совершенстве. Но общая компоновка их? Ведь если взять все многообразие животного мира одной лишь нашей Земли…
— А зачем брать все многообразие? Вам должно быть известно, что только низшие формы жизни могут без конца варьировать в морфологических признаках. Для высокоорганизованных животных это почти исключено. Недаром даже такие, сравнительно далекие друг от друга таксономические единицы, как рыбы, киты, дельфины, имеют почти одинаковое строение тела, обусловленное спецификой образа их жизни, спецификой условий существования. У разумного существа, человека, таких возможностей еще меньше, практически нет совсем. Потому что наличие разума позволило ему развиваться как универсальному организму, одинаково приспособленному для жизни в любых условиях.
А эта универсальность, ее высшее проявление однозначно, ибо здесь вступают в силу уже законы математической логики. Вот почему мы с вами так похожи друг на друга, — улыбнулась Этана. — А теперь, простите, я покину вас.
Максим вышел из Дворца и, пройдя по раскаленным плитам площади, спустился к озерной котловине. Но сегодня было жарко и здесь. Ветер почти не чувствовался.
Солнце пекло немилосердно. Он решил побыстрее укрыться в прохладном информатории, однако сверху, со стороны станции фуникулера, его окликнула Миона.
— Максим, куда вы? Подождите! — она сбежала к нему вниз, коснулась ладошками разгорячённого лица. — Вы совсем запарились!
— Душно сегодня. Жаль, что у вас не бывает дождей.
— У нас не бывает дождей! А вам хотелось бы побегать под дождём? Пожалуйста! — она отошла чуть в сторону и, отыскав в верхней части склона небольшой щиток с клавиатурой, нажала несколько кнопок.
— Теперь смотрите!
Максим поднял глаза к небу. Не прошло двух минут, как мощные дымчато-сизые облака, клубясь и разрастаясь, выплыли из-за северной оконечности острова, за отмелью Аулоро, и быстро затянули весь небосклон. Все сразу насторожилось. Влажный ветерок прошумел в кустах. Первые капли упали на розовые плиты. А еще через мгновенье раздался удар грома, и плотный проливной дождь обрушился на озеро и прибрежные леса.
Миона вскинула на Максима торжествующие глаза:
— Как дождь?
— Здорово!
— Теперь бежим!
— Куда? — растерялся Масим. — Я уже весь вымок.
— Еще бы! Кто бегает под дождём в одежде. Все лишнее — долой! Ну-ка отвернитесь, — и не успел Максим стянуть с себя намокшую рубашку и брюки, как она крикнула — Готово, догоняйте!
Максим обернулся к ней. Миона успела сбросить с себя все. Лишь две белые «чашечки» из легкой шелковистой ткани каким-то чудом держались на груди, да такие же точно плавки плотно облегали крепкие, точно из мрамора, бёдра.
На память пришло когда-то прочитанное утверждение одного искусствоведа, что Венера Милосская не представляет собой истинно художественного произведения, поскольку ни одна из женщин не имеет столь совершенных и чистых форм. Нечто подобное испытал сейчас и Максим, непроизвольно скользнув взглядом по груди, ногам, талии обнаженной девушки.
«Такого просто не может быть!» — мелькнуло у него в мозгу, прежде чем он сообразил, что видит раздевшуюся Миону. А она уже сорвалась с места и припустилась по гладким плитам.