— Я просила тебя, — ничего не говори. Ведь я все чувствую, все знаю. У нас еще будет время принять окончательное решение. А сейчас… Мне надо побыть наедине со своими мыслями. И тебе — тоже.
Больше они к этому разговору не возвращались. А несколько дней спустя, когда вечером, после ужина спустились в иллюзионорий и просмотрели несколько видовых картин из разных уголков Земли, начав с крохотного поселка жалких хижин в долине Замбези и завершив величественными дворцовыми ансамблями на берегах Невы, Миона вдруг сказала:
— Нет, подожди, не вставай. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, с кем хотел бы еще увидеться на Земле. И ты прав— это надо, Максим. Надо и для тебя и для нее. Сейчас ты увидишь Лару. И поговоришь с ней.
— Как?!
— Так же, как я когда-то говорила с тобой. Кибер введет тебя в ее сон. Ведь у нее тоже есть элемент связи. А я поеду к себе.
— Ты не подождешь меня?
— Вам надо побыть вдвоем. Только вдвоем. До свидания, Максим. Сеанс прервется автоматически, когда Лара пробудится ото сна. Тогда ты вызовешь меня к экрану ближней связи. Приготовься, генераторы включаются.
Свет погас. Забрезжил снова. И Максим вошел в небольшую, скромно обставленную комнату, где в свете ночника можно было рассмотреть кровать, небольшой платяной шкаф, стол с раскрытой книгой и пустыми облатками из-под лекарств, два стула, на одном из которых лежала аккуратно свернутая женская одежда.
Лара была в кровати. Худенькая, с тонкими лучиками морщин вокруг глаз, остро выступающими из-под кружев сорочки косточками ключиц и лихорадочным румянцем на щеках, она спала, чуть приоткрыв губы, положив ладошки под голову.
Тихо, очень тихо, боясь разбудить милую больную женщину, подошел Максим к кровати. Но Лара уже проснулась, раскрыла глаза, потянулась к нему, испуганная, обрадованная, смущенная:
— Максим?.. Я знала, что ты придешь. Знала, что разыщешь меня, как бы я от тебя ни пряталась. Знала всегда, боялась этого и ждала. Каждый день, каждый час… Ведь ты один на всей земле по-настоящему близкий мне, любимый человек. Но не в этом дело. Все это время, с тех пор, как мы увиделись в последний раз в Ленинграде, я живу с неискупимой виной перед тобой. Я не знаю точно, в чем эта вина. И так ли она велика, как мне кажется. Но ока давит меня. Мне так надо высказаться перед тобой! Итак, слушай. Сядь сюда, ко мне на кровать и слушай.
Лара чуть приподнялась, надвинула одеяло на грудь, коротко вздохнула:
— Это был самый счастливый день в моей жизни, слышишь, самый счастливый, когда ты нашел меня на берегу Невы. Но ты слишком поздно разыскал меня. Слишком поздно! Нет, дело не в замужестве. Мужа я вычеркнула из жизни много раньше. Но я устала жить одна. Не знаю, поймешь ли ты меня. Я очень устала…
И когда мне встретился один хороший человек, мы подружились, сблизились… Нет, я не любила его. Да он и не требовал этого. Он был много старше меня. Он просто помогал мне жить. И получилось так, что, когда ты разыскал меня, я ждала от него ребёнка. Все это, конечно, можно было ещё исправить.
Я пошла бы на всё. Но многое зависело от тебя. Я собиралась рассказать тебе всё. И всё было бы так, как захотел ты. Но в тот первый день я не хотела омрачать твою радость. А потом… Потом это кошмарное несчастье. Я думала, не перенесу такого удара. Нет, это не громкие слова. Я не суеверна. Но два таких страшных совпадения… Помнишь наш разговор в читальном зале? Как я была счастлива тогда услышать твое первое полупризнание. И в тот же день ты узнал о смерти отца. Потом наша встреча в Ленинграде. И снова несчастье — с твоим сыном. И я… Может быть, это было глупо. Но я дала себе слово больше не видеть тебя.
Оборвать все. Оборвать навсегда. И я уехала к этому человеку. Счастлива ли была я в эти последние годы? Смешно задавать такой вопрос. Но без этого человека я вообще не смогла бы жить. Вскоре умер мой отец, а через два месяца мы похоронили дочку. Да, Максим, я не смогла её спасти…
Сынишка же родился мёртвым. Мне нельзя было, оказывается, иметь детей. Я и сама безнадежно больна. Дни мои сочтены, Максим… Но я говорю, кажется, совсем не то, что нужно. Я хотела только, чтобы ты понял, почему я спряталась от тебя. Ведь знала, ты будешь искать меня, знала, что оставляю тебя в кошмарном состоянии. А уехала к другому… — она закрыла глаза рукой и судорожно вздохнула, стараясь унять душившие ее рыдания. Кое-как ей удалось это, она снова заговорила, но так тихо, что Максим еле улавливал ее прерывистый шепот:
— Вспоминала ли я тебя все это время? Да, часто, очень часто. Ты поцеловал меня один лишь раз. И это был вообще единственный ПОЦЕЛУЙ в моей жизни. Но если бы ты разыскал меня снова, я бы сказала: нет! Нет, Максим, поздно. Жизнь идет по каким-то своим сложным и непонятным законам, и ломать их нельзя. В жизни далеко не все можно исправить, даже если представляется для этого возможность. Поэтому — не разыскивай больше меня, не пытайся встретиться с бедной Ларой. Как бы я этого ни хотела. Сколько бы этого ни ждала. Пойми меня! Ты видишь, я скова одна, совсем одна. И снова плачу. Смотрю на тебя и плачу. И буду плакать еще не раз. Так же горько, так же безутешно. И все-таки, прощай, прощай навсегда! И не сердись на меня, если сможешь…