Он вошел в небольшую, слабо освещенную комнату. Лара сидела на кровати, до подбородка закутанная одеялом, щеки ее пылали, волосы рассыпались по заложенной за спину подушке. Неподалеку в кресле спала маленькая сморщенная старушка. Глаза Лары расширились:
— Вы?!
— Мне сказали, что… что нужен пенициллин. А я вот только сейчас смог… Простите, что в такое время, — он вынул из кармана коробку с лекарством и поставил на стол. — Поправляйтесь, Лара…
Максим неловко повернулся и взялся за ручку двери.
— Постойте… Сядьте, пожалуйста. Вот сюда, — Лара провела языком по пересохшим губам. — Спасибо вам, Максим. И ещё… Я хотела сказать, — я ждала вас. Не знаю, почему…
Этой ночью Максим достал дневник, к которому не прикасался уже много недель, и после короткого раздумья написал:
«Если бы случилось так, что я умчался прочь от Земли, к другим мирам, другим цивилизациям, и меня спросили, чем так прекрасна жизнь на Земле, что там самого красивого, удивительного, что такое мечта, любовь, счастье, радость, я ответил бы одним словом — Лара!»
14.
Он сидел в читальном зале, просматривая старые журналы, когда вновь услышал ее тихий приглушенный шепот:
— Здравствуйте, Максим, еле разыскала вас.
— Лара… — у него даже голос прервался от неожиданности.
— Сидите-сидите! — она села к нему за столик, мягко улыбнулась. — Я так давно не видела вас… Как вы жили все это время?
— Как я жил?.. — начал он, с трудом собираясь с мыслями, и замолчал. Это было слишком необычно и ново, сидеть так близко с Ларой, — он чувствовал даже тепло её плеча, и оттого все в нем смешалось от волнения. Да и можно ли было выразить словами, что он пережил и перечувствовал за последние недели.
Болезнь Лары затянулась, её положили в больницу, и сколько тревожных дней и ночей провел он, прежде чем узнал, что опасность миновала. Наконец она выздоровела, выписалась из клиники и сейчас же уехала в дом отдыха. Михаил провожал ее, пришел домой сияющий, весь вечер надоедал Максиму счастливой болтовней. А ему еле удавалось скрыть чувство обиды и боли: он даже не слышал об отъезде Лары.
Но вот она приехала. И опять он узнал об этом от Михаила. Тот успел уже встретиться с Ларой, нашел ее отдохнувшей, посвежевшей. А Максим не мог придумать, где и как хотя бы увидеть ее. Говорить об этом с Глебовым было по меньшей мере смешно, Антон же, занятый дипломным проектом, день и ночь не вылезал из лаборатории.
И вдруг эта неожиданная встреча здесь, в читальном зале. Он поднял наконец глаза и окончательно смешался, встретив ее ждущий доверчивый взгляд:
— Как я жил в последнее время?.. Я только и ждал… только и думал о вас, Лара…
— Максим… — скорее прочел он по движению ее губ, чем услышал взволнованный полушепот. Узкая холодная ладошка Лары легла на его руку, тонкое, вдруг побледневшее лицо придвинулось к самым глазам. — Максим, мне нужно так много сказать вам. И я хотела бы… Вы не могли бы зайти сегодня ко мне?
— К вам домой?!
— Вы же были у меня.
— Да, но…
— Я буду ждать вас. Часов в девять вечера. Хорошо?
Он молча кивнул. Лара встала:
— До вечера, Максим.
И вот этот вечер наступил. Максим наскоро собрался и, желая побороть в себе чувство привычной робости и избежать лишних расспросов Михаила, вышел из дома задолго до назначенного срока. Вечер был тихий, теплый, и так как Лара жила неподалеку от института, он выбрал самый длинный окружной путь, через Заречье. Вот почему закат застал его на берегу реки, чуть выше Коммунального моста.
Вода здесь уже спала, кое-где обнажился бичевник, но было еще безлюдно и сыро. Максим сел на одну из лодок, во множестве расставленных вдоль берега, и задумался. Он чувствовал, был почти уверен, что сегодня Лара откроет ему свою тайну. Он ждал этого, хотел этого и боялся этого. После памятного разговора в спортзале он почти не сомневался, что эта тайна как-то связана с его вормалеевскими приключениями. Но как? Была ли там, на озере, сама Лара, или астийская Нефертити и Лара — всего лишь двойники, связанные какими-то загадочными, может быть, даже страшными обстоятельствами? Сегодня это должно решиться.
Максим взглянул на часы. Пошла вторая половина девятого. Пора! Он встал, отряхнул брюки и начал уже подниматься вверх по откосу, как вдруг услышал что-то* похожее на детский плач:
— А-а… Мама! А-а…
Что бы это могло быть? Он вгляделся в сгустившиеся сумерки и увидел на самой середине реки что-то темное, медленно движущееся по течению к мосту.
— Мама! Мамочка-а!.. — неслось оттуда.