— Трудно сказать. Может, какие-то преступные элементы, может, даже иностранные агенты.
— Но зачем этим людям утварь астийского человека или детали древнего космического корабля?
— На это им, возможно, наплевать. Но, разыскивая интересующий нас объекты, прощупывая радиометром каждый клочок земли, мы можем натолкнуться и на нечто другое, такое, что кому-то очень хотелось бы сохранить в тайне. Словом, кому-то очень нужно, чтобы мы уехали отсюда, не солоно хлебавши. А мы своим ротозейством способствуем нашим врагам.
— Не понимаю.
— Не понимаешь? Рубило вон цело, если мы сразу заперли его в сейф.
— А там ли оно еще, Антон?
— Там, я проверил. И сегодняшняя находка была бы там, если бы не наши телячьи восторги. А то — ах да ох! Вот и доохались. Простить себе не могу такого ребячества. Но теперь — ша! И у сейфа с сегодняшнего дня — круглосуточное дежурство.
— Что же, разумно, пожалуй, хотя все, что ты говорил об иностранных шпионах и преступных элементах… — Максим не успел закончить свою мысль. В комнату ворвался Степан Силкин и еще с порога закричал на всю комнату:
— Вот, нашел! Вот она, моя пуля! Я говорил, не мог промазать Степан Силкин. Вот, смотрите, — он подошел к столу и положил сплющенный кусочек свинца.
Антон повертел его в руках:
— Пуля? Но почему вы думаете, что это ваша пуля?
— А метка! У меня все пули мечены. Потому как, мало ли что может случиться на охоте, особенно, скажем, на медведя.
— Ну и что из этого?
— Как что? А то, что эта моя пуля, стало быть, и попала в ястреба. Видите, расплющена. С Сережкой сейчас нашли.
Без мала у самого шурфа. А раньше-то я там не стрелял, зачем мне это. Вот и выходит, значит, не промахнулся я.
А то прямо позор на мои седины. Ну, извиняйте, что помешал. — Он нахлобучил шапку и вышел, чрезвычайно довольный тем, что реабилитировал себя в глазах Антона.
А тот не знал, что и подумать. Он долго рассматривал злополучный кусочек свинца, потом протянул Максиму:
— Ты что-нибудь понимаешь во всем этом?
Максим осмотрел пулю:
— Пуля, конечно, дяди Степана, это точно. И, судя по ней, старик действительно не промахнулся, но… — Он еще раз взглянул на сплющенный свинец. — Так деформироваться она могла лишь в случае, если бы ястреб был одет в стальную броню.
— Но ведь это же абсурд!
— Убедись сам.
— Не в этом дело. Но мог же Силкин ошибиться, перепутать что-нибудь, могла, наконец, пуля в земле удариться случайно обо что-то твёрдое.
— Всё могло быть. Только не слишком ли много таких случайностей?..
6.
Осень подкралась незаметно. Дни стояли еще ясные, солнечные. Однако по ночам лужи начали затягиваться ледком и хвоя на деревьях покрывалась мягким пушистым инеем. Пора было возвращаться в институт. Вторая экспедиция закончилась немногим удачнее первой. Титано-нептуниевое рубило, хранящееся в сейфе, так и осталось единственной находкой сезона, да и той друзья были обязаны случайной встрече с любознательным человеком.
Между тем, Максим так и не выбрал времени навестить свою новую знакомую. Не потому, что был слишком занят или ему не хотелось еще раз увидеть Таню, а, скорее, совсем наоборот, — очень уж часто он вспоминал ее, очень много думал о ней. Не о рисунке ее, не о событиях, невольной участницей которых она была, а о ней самой — ее глазах, ее улыбке. И это чрезвычайно смущало его, рождало самые противоречивые чувства.
Сколько раз, бывало, обойдя шурфы и штольни близ кордона, сворачивал он, будто ненароком, к зданию больницы и, задерживая шаги у знакомого крыльца, старался угадать, что делается там, за плотной шторкой освещенного окна. В такие минуты все вокруг — и ночь, и лес, и звезды — казалось, замирало и настораживалось вместе с ним. Таня была тут, рядом, в двух шагах. Стоило лишь стукнуть в дверь, и он снова увидел бы ее — красивую, взволнованную, ждущую. Он был уверен, что увидит ее именно такой. Хотел видеть такой. Но каждый раз что-то удерживало его от этих последних шагов к двери. «Нет, как можно? Так вдруг! Без всякого предлога!» — твердил он себе и поспешно уходил по тропинке в лес.
А потом где-нибудь на полпути между кордоном и Отрадным снова вспоминал ее такою, какой видел в последние минуты их встречи, — робкую, печальную, с набухшими от слез глазами и клял себя за идиотскую нерешимость, и давал самое торжественное обещание зайти к ней в ближайшие дни. Но проходила неделя, другая, и снова все повторялось..
Так прошло лето. Настала пора отъезда. Дальше было просто некуда откладывать визит к Тане. Не мог же он уехать, не повидавшись с нею. К тому же это был самый удобный предлог — зайти проститься. И сегодня, оставив все дела, Максим с утра отправился в Вормалей.