Таня лежала в небольшом наспех набросанном шалашике, на хвое пихты. Он опустился рядом:
— Таня!
Она открыла глаза, слабо взмахнула ресницами:
— Максим, ты жив! Какое счастье. А я… Наклонись ближе. Мне нельзя двигаться. Сердце… Давно пошаливало.
А тут… Понервничала я. Но ничего… Может, пройдет. А если… Если мы больше не увидимся, то знай — одного тебя я любила. Всю жизнь. И еще — рисунок мой… Его передадут тебе. После… — она закрыла глаза.
Издали послышался гул приближающегося вертолета.
Максим осторожно взял ее за руку:
— Таня, слышишь, летят! Теперь всё будет хорошо. Сейчас мы отправим тебя…
Она не отвечала. Он похолодел от ужаса:
— Таня! Что же это, Таня? Дядя Степан!! — он попытался вскочить. И упал. Сознание оставило его.
Очнулся Максим в больничной палате, на койке, при свете ночника. Рядом стояло еще несколько кроватей. В них спали. Дверь в коридор была закрыта. Он сбросил одеяло, нажал кнопку звонка. Через минуту вошла сестра. Холодная рука легла на лоб, поправила волосы:
— Проснулись? Лежите, не вставайте. Сейчас принесу бульон.
— Сестра, скажите…
— Вам нельзя много говорить.
— Хорошо Узнайте только..
— Врач не велел говорить с вами ни о чем^
— Но одно слово, пожалуйста, — как Таня?
— Неблагополучно с Татьяной Аркадьевной…
Максим вскочил на койке:
— Что? Говорите!
— Лягте. Лягте сейчас же! Я сказала, вам нельзя.
— Но она жива? Скажите — жива?! Да что вы молчите?!
Сестра как-то судорожно открыла рот, отвернулась и выскочила в коридор Оттуда послышался сдавленный плач.
Максим зарылся лицом в подушку.
Это было единственное место, которое ему осталось навестить перед отлётом из Отрадного — тихое кладбище на лесной поляне, где лежали его отец и мать и где только что вырос свежий могильный холмик. Он опустился перед ним на колени и прижался лбом к холодному песку.
Какой ценой расплатился он за свою безрассудную идею!
Рокот мотора вывел его из оцепенения и забытья. Рейсовый вертолёт шел на посадку к аэродрому. Пора! Прощай, Таня…
Он отнял лицо от земли и… чуть не вскрикнул от удивления и боли — огненно-красный бутон астийского эдельвейса пламенел на голом песке могилы, распространяя вокруг ни с чем не сравнимый горьковатый аромат…
10.
Столкновения с новым заведующим кафедрой начались сразу же после отъезда Антона в Монреаль. Доцент Субботин, известный всему институту щеголь с пышными старомодными баками и острой бородкой клинышком, обладал редким даром не только не разбираться в самых элементарных вещах, но и вносить путаницу в, казалось бы, абсолютно ясные вопросы Не было дня, чтобы он не зашел в лабораторию бионики и не внес своими «руководящими указаниями» разлада и нервозности в работу инженеров-исследователей. Максим вынужден был наконец просить шефа хотя бы адресовать все замечания только ему лично. Однако.
Субботин расценил это как покушение на свой авторитет.
— Позвольте мне самому решать, — бросил он через плечо, не дослушав Максима, — кому и как я должен делать замечания. Лаборатория находится в юрисдикции заведующего кафедрой. А вам следовало бы лучше подумать, как поскорее сдать прибор. Не забывайте, — это ваше обязательство.
— Обязательство не будет выполнено, — ответил Максим. — Вы знаете, прибор нас не удовлетворяет. Есть основания добиваться лучших результатов. Но для этого нужны дополнительные исследования и расчеты, нужно время.
— Что значит — время? Надо поднажать!
— Не везде можно поднажать. Это не лес валить.
— Ну, эти разговорчики вы, знаете, бросьте! Сегодня же соберите производственное совещание. Мобилизуйте резервы. А через неделю заслушаем вас на заседании кафедры.
Максим пожал плечами.
На заседании ему «указали», «предупредили», пообещали «сделать выводы». А в заключение милостиво позволили заактировать незаконченный прибор.
— Мы все понимаем, что это не совсем законно, — доверительно заключил Субботин, — но… В руководстве НИСа мне дали понять, там закроют глаза на такой грешок.
Главное — выполнение обязательств.
— Актировать незаконченный прибор я не буду, — твердо сказал Максим.
— То есть как — не будете?! Мы идем вам навстречу, мы, можно сказать, покрываем вашу бездеятельность. А вы!
— Никакой бездеятельности нет. Все знают, что работа идет успешно. Некоторые параметры уже сейчас превосходят достижения зарубежных фирм. Мы надеемся добиться этого по всем показателям. Тогда прибор и получит путевку в жизнь.