— Хватит! — прервал Максим, с трудом сдерживая охватившее его бешенство. — Как все это оказалось здесь, у вас?
— А это все предоставила нам ваша супруга вместе с заявлением, в котором просит разобрать ваше аморальное поведение и…
— Довольно! Меня абсолютно не интересует ни это заявление, ни все прочие ваши бумажки. Сейчас же верните мое письмо и принадлежащие мне рисунок и фотографию!
— Вернуть письмо? А это уже не письмо. Это документ. Да-с! Вот и входящий номер на нём.
— Входящий номер на личном письме?!
— А как вы думали? У нас полный порядочек. И мы выведем вас на чистую воду. Но кто бы мог подумать…
Максим не стал дальше слушать:
— Или вы сейчас же вернете мне письмо, рисунок и фотографию или…
Аскосинский побагровел:
— Как вы смеете говорить со мной в таком тоне! Знаете ли вы, что половины этих документов достаточно, чтобы с треском вышибить вас из института, да и из партии тоже.
— Из партии? — Максим подошел вплотную к столу и медленно, с расстановкой, словно печатая слова, произнес — Будь моя воля, я бы таким прохвостам, как вы, не позволил даже произносить слово «партия».
— Ну-ну! За такие слова… — Аскосинский вскочил с места и потянулся к телефону.
— Сидеть!! — сильным ударом в плечо Максим вдавил его обратно в кресло и, вынув из «дела» дорогие реликвии, швырнул папку в лицо насмерть перепуганному секретарю.
— Держите ваши… «документы»!
Аскосинский только икнул. Максим прошел мимо побледневших, втянувших голову в плечи второго секретаря и машинистки > хлопнул дверью. За спиной его лихорадочно защелкали диски телефонных аппаратов.
Стоило ли еще заходить на кафедру? Зачем? Он спустился в пустынный вестибюль, и первое, что бросилось ему в глаза, был большой портрет Антона в черной рамке.
Все. Глотнув закипевшие в груди слезы, Максим выскочил на свежий воздух. Больше ничего не удерживало его ни в институте, ни в городе. Взяв первое попавшееся такси, он приехал в аэропорт и, быстро пробежав глазами расписание, подошел к кассе:
— Ленинград.
12.
Осенью ночь в Ленинграде наступает быстро. В девять тридцать вечера, когда электричка Сестрорецкого направления отошла от платформы и, прогромыхав по бесчисленным стрелкам, вырвалась наконец на магистральный путь, в окна вагона смотрела глухая тьма. Выбрав скамью посвободнее.
Максим пристроился в уголке, у окна, и прижался лицом к черному стеклу.
Поезд шел быстро. Некоторое время по сторонам мелькали яркие пятна домов, затем побежали редкие одиночные огоньки, потом не стало и их. Глаза начали слипаться. Ночь накануне он почти не спал, а в течение всего дня ни разу не удалось даже присесть.
Приехав из аэропорта рано утром, он сейчас же помчался на квартиру Лары. Но там уже поселились другие люди.
И женщина, вышедшая на его звонок, заспанная, неопрятная, в старом заношенном халате, сразу заявила, что она понятия не имеет, кто жил здесь до них и куда, по какой причине выехал из этой квартиры.
Тогда он позвонил в адресный стол. Но оттуда ответили:
— Лицо, интересующее вас, в Ленинграде не проживает. Куда выехала? Это в компетенцию адресного стола не входит.
В НИИ же он не смог пройти дальше стоящего в дверях вахтера:
— Извините, товарищ, учреждение закрытое, без пропуска нельзя.
— Но мне нужно справиться об одном работнике института. Очень нужно!
— Позвоните в отдел кадров. Вот номер телефона. Разрешите, я напишу вам.
Вахтер был сама любезность. Максиму оставалось лишь поблагодарить его и снова пойти к телефону-автомату.
Из отдела кадров ответили не менее любезно:
— Простите, пожалуйста, но ни адресов, ни места работы уволившихся от нас специалистов мы не даем. Просто не имеем права. Такую справочку вы сможете получить лишь в городском управлении милиции. Литейный, шесть.
В милицию Максим шел уже без всякой надежды на успех. Само слово это вызывало представление о чем-то казенном, безжалостном, недобром. Но все оказалось совсем иначе. Встретивший его дежурный — голубоглазая блондинка в форме лейтенанта милиции — внимательно выслушала Максима и, улыбнувшись, встала с места:
— Пойдемте, прошу вас. Вот в этом кабинете все выясните, — и, обращаясь к небольшой толпе у двери. — Товарищи, это гость Ленинграда. Пусть он пройдет вне очереди, у него пустячный вопрос.