Потом они лежали рядом, голова Вероники покоилась у него на груди, и ее влажные волосы прилипли к его коже. Она сказала: «Сегодня мой день рождения. Мой первый день рождения. Сегодня начинается моя жизнь». Закрыла глаза и вдохнула запах его кожи. Да, поняла Вероника, рождение именно таким и бывает — нечто горячее, пахучее, опасное для жизни. И в то же время победоносное.
Весь день они занимались тем, к чему она приобрела вкус в Новой Зеландии. Походили по художественной галерее, потом долго блуждали по магазинчикам на главной улице, навестили и ее любимый книжный. Выпили кофе со сливками, причем Джеймс попросил, чтобы на шапке сливок нарисовали сердечко. Он объяснил официантке, чего хочет, и она засмеялась вместе с ним. Джеймс умел рассмешить любого.
Даже погода, казалось, в тот день изо всех сил старалась устроить Веронике праздник. Воздух был особенно чист, небо — ярчайшей синевы, поэтому на ланч Вероника и Джеймс устроились за столиком на улице. Солнце пригревало, Джеймс скинул куртку. Потом снял темные очки и пристально посмотрел в лицо Веронике.
— Вот так оно всегда и будет. Что бы ни случилось, куда бы мы ни отправились, мы уж постараемся, чтобы так было всегда. Пока мы не умрем.
Он вытащил из кармана маленький мешочек зеленого бархата:
— С днем рождения, Вероника, — и с этими словами подтолкнул мешочек по столу к ней.
Вероника не спешила развязывать подарок. Лишь погладила бархат кончиками пальцев.
— А помнишь, как ты подарил мне мобильник, а я тебе — ничего? — спросила она.
Джеймс с улыбкой качнул головой.
— Я тебе его дал из чистого эгоизма. Мне важно было знать, что я смогу с тобой связаться.
— Но я все равно тогда ничего тебе не подарила. — Она теребила бархатный мешочек, глядя в глаза Джеймсу. — Так что я подарю тебе свою новую книгу. Она для тебя и написана. И во имя нашей любви. Она и будет полностью о любви. В нее войдет вот это всё… — Вероника широким жестом обвела столик, кафе, улицу, небо. — Я опишу это так красиво!
Развязав мешочек, Вероника обнаружила темно-зеленый, едва ли не черный с зеленым отливом, самоцвет — нефрит. Прямоугольный, размером не больше спичечного коробка, по краям он был толще, но к середке утончался, так что самая сердцевина просвечивала зеленым окошком. Вероника опустила нефрит в подставленную ладонь Джеймса, и он показал, как просвечивает камень на солнце.
— Смотри, — сказал он. — Если глядеть не только глазами, но и сердцем, то ты увидишь землю. И океан. Горы и небо. Людей.
Расстегнув застежку, Джеймс наклонился к Веронике и повесил нефритовый кулон на шнурке ей на шею.
— Все это твое, — закончил он. — Ты так и запомни — здесь все твое.
Это было год назад. На другой стороне земного шара. В другой жизни.
Вероника открыла глаза, и взгляд ее остановился на планках жалюзи, которые слегка колыхались на утреннем ветерке. Время было еще раннее, но Вероника решила больше не спать, дотянулась до столика у кровати и вынула из ящика мешочек зеленого бархата. Нефритовый кулон выскользнул ей на колени. Она подняла его за шнурок, покачала на свету, потом надела. Не выпуская нефрит из пальцев, свободной рукой взяла мобильник, включила, положила на столик. Подняла жалюзи, постояла у окна, все еще сомкнув пальцы на прохладном камушке. Настала макушка лета, пора изобилия и пышного цветения. В высокой траве пестрели колокольчики и маргаритки, а березовая листва приобрела сочный зеленый цвет. Вероника слышала возню и голоса ласточек, которые свили гнездо у нее под стрехой, — птицы вывели птенцов, и те вот-вот должны были вылететь из гнезда.
Астрид с Вероникой сговорились выехать в город с утра пораньше, по холодку, но Вероника замешкалась и собиралась медленно. Сначала она набросила красный халат и, сварив кофе, вышла с чашкой на крыльцо. На ступеньках ее поджидала белая тарелка, а на ней — низка земляники. Мелкие алые ягоды были нанизаны на стебель тимофеевки. Вероника села на крыльцо, поднесла землянику к лицу, рассмотрела, понюхала, улыбнулась и только потом принялась за ягоды, по одной отправляя их в рот. Вероника смаковала летнюю сладость земляники, таявшую на языке, и в то же время босыми подошвами ощущала прохладу и влажность травы, мокрой от утренней росы. Сонную тишину утра нарушил далекий стук дятла. Вероника уже привыкла дорожить этими утренними минутами на крыльце. Каждое из них было как чистая страница. С каждым новым утром она еще на шаг поднималась из сумерек к свету, и свет этот разгорался для нее все ярче.