Хлонверт снова кивнул.
– Кого мы теряем?
– Пауксейла и Лейга, сэр, – ответил лейтенант, – но Лейг не признается.
– А свидетели были?
– Я видел своими глазами, сэр. Птерта лопнула в двух шагах от него. Он вдохнул пыль.
– Так чего же тогда он не ведет себя как мужчина? – раздраженно спросил Хлонверт. – Один такой трус может совратить всю команду. – Он с недовольной миной посмотрел на строй и снова повернулся к Сиссту. – Я привез тебе сообщение от магистра Гло, но сначала я должен выполнить кое-какие формальности. Ты останешься здесь.
Начальник станции смертельно побледнел.
– Капитан, в моих апартаментах было бы гораздо удобнее. И потом, я должен безотлагательно…
– Ты останешься здесь, – прервал его Хлонверт, ткнув коротышку в подбородок пальцем с такой силой, что тот пошатнулся. – Увидишь, что натворил твой чертов пар.
Как ни раздражал Толлера пресмыкающийся Сисст, ему захотелось как-нибудь вмешаться и положить конец унижениям бедолаги. Однако в соответствии с принятым в колкорронском обществе этикетом считалось, что вступиться за человека во время ссоры без приглашения означает самому оскорбить его, выставив трусом.
Учитывая это, Толлер позволил себе лишь красноречиво преградить дорогу капитану, когда тот повернулся, чтобы идти к кораблю, однако вызов остался незамеченным. Глядя на небо, где солнце уже приближалось к Верхнему Миру, Хлонверт спокойно обогнул Толлера и пошагал дальше.
– Покончим с этим делом до малой ночи, – по пути говорил он лейтенанту. – Мы и так уже потеряли уйму времени.
– Есть, сэр. – Лейтенант промаршировал к шеренге, выстроенной под укрытием беспокойно покачивающегося дирижабля, и громко приказал: – Выйти из строя всем, кто имеет основание полагать, что скоро не сможет исполнять свои обязанности.
После секундного колебания два шага вперед сделал темноволосый молодой человек. Его треугольное лицо было очень бледно, почти светилось, но держался он прямо и, безусловно, полностью владел собой.
Капитан Хлонверт подошел и положил руки ему на плечи.
– Летчик Пауксейл, – негромко произнес он, – ты вдохнул пыль?
– Так точно, сэр. – Голос Пауксейла звучал безжизненно и покорно.
– Ты служил родине смело и доблестно, о тебе доложат королю. Теперь ответь, какой дорогой хочешь ты отправиться – Яркой или Тусклой?
– Яркой Дорогой, сэр.
– Молодец. Твое жалованье сохранят до конца экспедиции и перешлют ближайшим родственникам. Можешь идти.
– Благодарю вас, сэр.
Пауксейл отсалютовал и, повернувшись кругом, скрылся за дирижаблем, но Толлер, Сисст и многие рабочие-пиконщики, стоявшие вдоль берега, увидели, как палач двинулся ему навстречу.
Заплечных дел мастер уже держал наготове широкий тяжелый меч, с лезвием из древесины бракки, абсолютно черный, без всякой эмалевой инкрустации, которой обычно украшалось колкорронское оружие. Пауксейл смиренно опустился на колени, но не успели они коснуться песка, как палач, действуя с милосердным проворством, отправил его по Яркой Дороге.
Толлер не мог оторвать глаз от ярко-красной точки на желто-коричневом с голубыми разводами песке.
При звуке смертельного удара по шеренге летчиков пробежал ропот. Некоторые подняли глаза и, обратив их к Верхнему Миру, беззвучно зашевелили губами: молились о благополучном путешествии души своего мертвого товарища на планету-сестру. Большинство, однако, мрачно глядели под ноги.
Их рекрутировали в перенаселенных городах империи, где весьма скептически относились к учению церкви о бессмертии человеческих душ, бесконечно курсирующих между Миром и Верхним Миром. Для них смерть означала только смерть – а не приятную прогулку по мистическому Горнему Пути, соединяющему два света.
Слева от Толлера послышался слабый придушенный стон, и, повернувшись, он увидел Сисста, обеими руками зажавшего себе рот. Начальник станции дрожал как осиновый лист и, судя по всему, в любую секунду готов был потерять сознание.
– Если вы свалитесь, скажут, что мы бабы, – прошипел Толлер. – Да что с вами?
– Варварство, – неразборчиво пробормотал Сисст. – Ужасное варварство… На что мы еще можем надеяться?
– Летчику предоставили выбор, и он повел себя правильно.
– Ты тоже хорош… – Сисст замолчал, заметив возле корабля какой-то беспорядок. Двое летчиков схватили третьего за руки и, хотя тот вырывался и брыкался, поставили его перед Хлонвертом. Пленник был долговяз и тщедушен, но с неуместно круглым животиком.
– …не мог меня видеть, сэр, – кричал он. – И я был выше по ветру от птерты, так что пыль никак не могла задеть меня. Клянусь вам, сэр, я ничего не вдыхал.