- Товарищи! Проходим сюда! - кричала женщина из инфекционного отделения. - У кого недержание, можете опорожниться вон под той елкой.
Действительно, в сотне метрах от места стоянки виднелась большая табличка: «Уборная для больных инфекционных отделений». Там уже столпилась порядочная очередь из пациентов, приехавших несколько раньше.
Справа администрация разместила несколько палаток, где торговали разной снедью. Сердце Виктора Юрьевича учащенно билось в такт большому барабану оркестра. До сего момента он несколько туманно представлял себе весь процесс конкурса. Ему казалось, что все настолько далеко и неопределенно, что ему нечего волноваться.
- Товарищ Стрелков, - Дамский уже успевший бегать к торговым точкам, вытирал жирный рот не менее жирными пальцами. - Нам туда.
Он указал в сторону бокового входа в дворец культуры, причем сделал это обглоданной куриной косточкой.
- Дела, - сказал учетчик, перекидывая чемоданчик из правой руки в левую.
Они вошли через черный вход. Повсюду сновали люди. Играла вразнобой музыка, слышался лай собак, мяуканье кошек, кто-то курил, пил водку, закусывая салом и пирожками. Девушки в балетных пачках порхали между артистами, отовсюду сыпалась пудра, конфетти, пахло порохом, вареньем, прошлогодними письмами, папиросами и мышами.
- Ваша гримерка номер 9, - сообщил Дамский с таким лицом, словно ему доверили страшную государственную тайну.
Виктор Юрьевич принялся разглядывать двери, пытаясь разыскать необходимый номер. Однако, все время попадались совершенно разные цифры, которые почему-то были разбросаны в хаотическом, никому не понятном порядке. Стрелкову и Дамскому потребовалось не менее получаса, чтобы отыскать нужную дверь, да и то, благодаря Дамскому, который чисто случайно заглянул под лестницу, где был свален разный театральный реквизит и прочий хлам.
- Век бы не нашел, - пробубнил себе под нос Виктор Юрьевич, входя в гримерку.
Дверь была настолько маленькой, к тому же не имела ручки, что доставило немало хлопот при ее открытии. Примерка Стрелкова оказалась пыльной, грязной кладовой, куда, похоже не заглядывали как минимум пару-тройку лет. Единственной деталью, которая выдавала в этом клоповнике помещение для нанесения грима, или смены артистических костюмов, был трельяж, довольно чистый с большими зеркалами.
- Да, скудноват реквизит, - сказал Дамский, почесывая затылок. - Но должен с вами распрощаться, товарищ Стрелков. Мне пора. Как говорится, мавр сделал свое дело, мавр может хоть куда!
Толстяк принялся театрально кланяться, словно ожидал услышать бурные аплодисменты.
- Постой, товарищи Дамский, - Виктор Юрьевич с одной стороны, хотел, как можно скорее избавиться от этого назойливого, вечно потеющего надзирателя, с другой, он понимал, что американцы не дремлют и, вероятно, уже отследили приезд Садальского. - А вы куда?
- Мне было приказано сопроводить вас до дворца культуры, - ответил Дамский. - Я сопроводил вас, и с чувством выполненного долга, желаю опрокинуть в себя две, а лучше всего - три кружечки холодного пивка!
Он толкнул дверь гримерки, и уже с порога проговорил:
- Да вы, главное, держись хвост трубой, товарищ Стрелков!
Здесь Сергей Сергеевич снова стал ворочаться во сне. Он еще не мог до конца осознать, что какая-то его часть растворилась в этом выдуманном, и, пожалуй, никогда не встречавшимся ему в реальной жизни человеке - жителе одного южного городка в пыльных степях холодного разума астронома. Безусловно, так часто бывает: спишь себе, спишь. Снятся тебе кошмары, или напротив, приятные сновидения. Ты в них чувствуешь себя полновластным хозяином положения, или напротив - марионеткой в руках твоего же собственного подсознания. Но как бы то ни было, никто еще и никогда не смог раствориться в личности субъекта своего же собственного сновидения.
Виктор Юрьевич сильно волновался. Ему казалось, что костюм мима, подаренный Соломоном Дейчем, сидит на нем не так как надо. Везде чесалось, давило между ног и подмышками, все время вылетали искры из-за статического электричества. Судя по программе, конкурс пантомимы шел в самом начале торжественного концерта. Скорее всего, ГПУ, или СУРГ сделали это намеренно, чтобы начать операцию без промедления и лишних помех. Выступление же Стрелкова шло перед самым антрактом, как и говорил Соломон. Виктор Юрьевич закрыл гримерку и вышел из-под лестницы. Оживление в коридоре спало. Где-то издалека доносилась торжественная музыка. Играли фанфары. «Началось», - подумал учетчик, вытирая взмокший лоб - костюм был тонкий, но настольно плотный, что тело моментально покрывалось потом. Номер, который они отрабатывали с Дейчем, Стрелков назвал «Элегия». Практически все движения казались простыми, но в тоже время для самого исполнителя, порой, были невыполнимы из-за своей нечеловеческой сложности.