Тем временем, докладчик, наконец вскарабкался на самую вершину трибуны. На площади стояла гробовая тишина. Снизу было прекрасно видно, как мужчина в малиновых перчатках принялся отчаянно жестикулировать.
- Он же немой, - прошептал Садальский прямо в ухо Стрелкову.
Страшная догадка гроссмейстера задела учетчика за живое. На трибуне действительно стоял немой. Вся его мимика, жесты, постоянные развороты во все направления казались настолько выразительными, что через какое-то время слушатели, особенно те, кто находился перед трибуной, наверное, даже не разбираясь в азбуке глухонемых, начали понимать выступающего. Стрелков в недоумении следил за лицами людей. Он обратил внимание на одну немаловажную деталь: лица всех зрителей одинаково реагировали на жесты человека с вершины трибуны. Вот, они улыбнулись, вот, наоборот, нахмурились, а вот во взглядах мелькнуло неземное блаженство.
- Слушай, давай им подыграем, - Садальский говорил еле слышно. - А то на нас уже косятся эти два богомола.
Действительно, как чиновник не заметил этого сразу? Насекомые внизу трибуны пристально следили за Стрелковым и Садальским. И в их взглядах не было ничего доброго. Виктор Юрьевич кивнул и, осторожно повернувшись к трибуне, вскинул голову вверх. Его догадка нашла свое подтверждение буквально через пять минут. Мозг вдруг отключился. Потом яркая вспышка и Стрелков, как-будто его присоединили к ретранслятору, о котором говорила Грета. Тоже самое творилось с гроссмейстером. Зрачки его глаз расширились, рот скривился в легкой ухмылке, а правая щека начала нервно дергаться.
"Смешливый гиксос овладел свинцовой плащаницей. Кровь не застывает в кожаных жилах. Смешливый гиксос овладел свинцовой плащаницей. Кровь не застывает в кожаных жилах...". Выступающий транслировал лишь эти два бессмысленных предложения. Они звучали в голове в разной тональности, от высокой, почти визжащей, до низкой гортанной песни северных шаманов.
"Смешливый гиксос овладел свинцовой плащаницей..."
Все закончилось внезапно быстро. Слова перестали сами собой возникать в голове мужчин. Народ с площади расходился в приподнятом настроении. Люди болтали, пели песни, шутили, иногда ругались. Но все же, это были абсолютно нормальные люди, не в пример тем, которые безмолвной, словно загипнотизированной толпой брели на митинг.
- Как ты думаешь, это был ретранслятор? - вопрос задал первым Садальский.
- Тоже самое я хотел спросить у тебя, Стас, - ответил чиновник, разминая затекшую шею.
Докладчик спустился вниз, снял перчатки и, как ни в чем не бывало, насвистывая "Чижика пыжика", ушел прочь в сопровождении все тех же богомолов.
- Надо попробовать отыскать адрес нашего дома, - Стрелков вынул шоколад из кармана.
Несмотря на жару, плитка оставалась твердой, в связи с чем Виктор Юрьевич поставил под сомнение ее подлинность.
- И где карта? - спросил он, протягивая шоколад шахматисту.
Садальский повертел плитку.
- Постой, Стас!
Учетчик буквально выхватил шоколад из рук гроссмейстера.
- Кажется, я все понял.
Он показал на три печати с выставок, на которых был ранее представлен шоколад «Вдохновение».
- Да, я вижу, - не вглядываясь в изображение, сказал гроссмейстер.
- Прочитай, что там написано.
Садальский нехотя взял плитку и поднес ее к глазам. Он был слегка близорук, но принципиально не надевал очки.
- Черт меня дери, - промолвил шахматист.
- Улица Садовая, дом 26, квартира 6.
- Ну ты голова, Виктор! - с восхищением воскликнул Садальский.
- Я знаю эту улицу, - сказал учетчик. - Там недалеко находится здание железнодорожного вокзала.
Чтобы сэкономить время, решил поехать на автобусе. На остановке стоял высокий юноша в очках с чертежным тубусом в руке. Он смотрел, как кошка доедает лысого голубя.