Гроссмейстер сел на диван. Видимо, Садальский стал кое-что понимать.
- А другой подъезд?
Парнишка поднял руку и стал загибать пальцы:
- Второй подъезд - птицефабрика, третий - литейный, пятый - порт, шестой - обувная фабрика.
Стрелков покрутил у виска, не обращая внимания на то, что Марк мог прекрасно видеть его неприличный жест. Садальский - напротив, внимательно слушал юношу.
- Получается, что все жители дома работают в зависимости от подъезда, в котором они проживают?
Парень улыбнулся.
- Конечно.
- Странно, - промолвил гроссмейстер.
- А если я не хочу работать в жилкоммунхозе? - спросил Стрелков.
Его вопрос привел юношу в неописуемое возбуждение. Ноздри Марка стали раздуваться, глаза налились кровью, а пальцы сами собой сжались в кулаки.
- Как это не хочу работать? Вы что - интеллигент?
Понимая, что «интеллигент» в этих краях приравнивается к государственному преступнику, учетчик решил больше не поднимать эту опасную и скользкую тему.
- Все подъезды закреплены за предприятиями, - продолжал Марк. - Наш - за жилкоммунхозом. Это почетная профессия. Мы можем носить зимнюю обувь летом и наоборот. Мастерам позволяется не мыть руки после работы. Кровь служит лучшим свидетельством успешного рабочего дня. Я тоже буду мастером, если не стану воином. Но для этого мне надо забить много крыс.
Пока юноша говорил, Садальский наблюдал за реакцией Стрелкова. Виктор Юрьевич, хоть и слыл занудой и закостенелым бюрократом, все-таки был хорошо знаком с трудовым кодексом. Для него любое нарушение советского законодательства становилось вызовом всем достижениям революционного процесса.
- Мне пора, - Марк оборвал свою речь на полуслове. - Завтра рано вставать на работу. Так вас надо будить?
Садальский закивал головой в ответ, дабы не внушать лишних подозрений.
- Разбуди нас, Марк.
Парень ушел, оставив после себя качающуюся в центре комнаты зыбкую тень.
- Что ты обо всем этом думаешь, Витя?
Гроссмейстер дождался, когда щелкнет замок входной двери.
- Мне кажется, ГПУ многого не знает, - тихо ответил Стрелков, усаживаясь на стул.
- Я как раз об этом и думал, старик. Это ты верно подметил про ГПУ.
В оконное стекло ударилась большая муха. Нет, не такая, каких привыкли видеть Стас и Виктор у себя в городе. Эта муха была просто огромная: большая голова, покрытая густой рыжей шевелюрой, шарообразные сетчатые глаза, длинный, извивающийся хоботок, с какой-то прозрачной каплей на кончике, обрюзгший живот, обтянутый грязной майкой. Муха несколько раз ударилась в раму, потом села на перила балкона, глубоко вздохнула и, улетела, чертыхаясь глухим мужицким, прокуренным голосом.
- Ты это видел, Стас? - учетчик скрипнул стулом.
- Я все видел, Витя, - после недолгой паузы, ответил шахматист. - У меня стало складываться впечатление, что мы попали не туда, куда надо.
В этом коротком, но емком предложении, гроссмейстер за одно мгновение сформулировал все опасения, которые преследовали учетчика в последнее время. "Не туда попали!". Виктор Юрьевич, несмотря на усталость, пытался сосредоточиться на объекте своего внимания. Если предположить, что американцы во главе с Бобби Перельманом, построили квази-город для оболванивания гроссмейстера, они наверняка должны были обеспечить последнему беспрепятственное проникновения Садальского на собственный объект. Иначе, терялся весь смысл такой дорогостоящей операции. С другой стороны, никто не был застрахован от наличия другого другого квази-города, который, возможно, должен был выполнять некую страхующую роль либо для американцев, либо для третьей стороны.
- Здесь все не так, как мне говорили мои кураторы, - Стас говорил, уставившись в одну точку. - Все не так.
Стрелков понимал, что, если они ошиблись и попали не в то место, то вероятность выбраться обратно была равно нулю. Их связная...
- Грета! - в один голос воскликнули мужчины.
Стрелков вскочил со стула и оказался перед Садальским.
- А что Грета? - внезапно, лицо шахматиста вновь стало грустным и скучающим. - Она-то думает, что мы попали в нужное место. И, в случае непредвиденных обстоятельств, будет ждать от нас телеграмму с того почтамта, который расположен в известном ей месте. А наша телеграмма, в лучшем случае, попадет в руки агентов врага.
Ситуация казалась безвыходной. Виктор Юрьевич вышел на балкон. Солнце плюхнулось за жаркие кроны пирамидальных тополей. Розовая пенка у горизонта напоминала лимонную корку. Гудок паровоза возник, но как-то сразу уснул среди каштанов и лип.
- Давай отдыхать, Витя, - предложил Садальский. - Завтра подумаем на свежую голову.