- Поясните, душа моя, при каких обстоятельствах.
Астроном в двух словах, в тоже время, не премируя возможностью в красках описывать события последних дней, поведал "кукле" Ариэль историю его похождений. Он отчаянно жестикулировал. Иногда, останавливался на ходу и чертил в свежей грязи какие-то странные фигуры, возможно, по его мнению, способствовавшие более углубленному понимаю его роли в этом непростом и чертовски запутанном деле. Учитель резко присаживался на корточки, лихорадочно искал палочку, или тростинку, чтобы максимально детально прорисовать треугольник в круге, или наоборот - дабы убедить своего "кукольного" собеседника в обратном.
- Пренеприятно, душа моя, - пробурчал Шмойль. - На Жан-Пьера мы возлагали особые надежды.
Не пояснив: какие же надежды СБД возлагал на желеобразного собеседника, Аарон Моисеевич, устремил свой взгляд на водонапорную башню.
- Нам туда, - сказал он и, поскрипывая лакированными щегольскими туфлями, заменил вперед.
Шмойль не обманул. Действительно, у входа в ресторан «Красный апостол» он показал какую-то бумаженцию швейцару. Швейцар, в свою очередь, вызвал управляющего. В светлом холле показался худощавый, болезненного вида мужчина с черной ассирийской бородой. Он перекинулся парой слов со Шмойлем, потом его лицо засияло и управляющий, сухо щелкнув пальцами, громко крикнул в зал:
- Мишенька, голубчик, обслужи товарища Шмойля и его коллегу по высшему разряду. Это наши гости - лекторы - передвижники.
Из зала на полусогнутых выскочил упитанный богомол. В правой папке он держал белоснежное полотенце.
- Чвиркё, - сказало насекомое.
- Спасибо, - ответил Шмойль.
Сергей Сергеевич, давно переставший удивляться резким переменам в его жизни, вошел в ресторан, чувствуя страшный голод. Их провели за свободный столик, на котором стояла угрожающая табличка: «Стол заказан». В ресторане было полно народу. Веселый смех лился со всех сторон, под звук бокалов и перезвон рюмок, посетители произносили напыщенные тосты, пели песни, кривлялись и просто громко ржали.
- Чвирк, - снова промолвил богомол, вперив свой правый огромный глаз на астронома.
- Что он сказал? - растерянно спросил учитель, чувствуя себя неловко.
В гимназии у Сергея Сергеевича была пятерка по латыни и древнегреческому, но местный говор богомола ему был незнаком.
- Что будете кушать? - перевел Шмойль.
- Чвирк, - богомол теперь обращался к «лектору»
- Нет, саквояж пусть останется со мной, - грубо и резко оборвал его толстяк.
Он бесцеремонно положил свой котелок на стол, всем своим видом выказывая полное презрение к местным обычаям.
Внезапно, астроном замер. Он почувствовал вибрацию. Самую настоящую, тонкую и беспощадную. На его глазах провинциальная Деевка, куда он так стремился попасть вместе с Жан-Пьером, и откуда так жаждал сбежать после его смерти, превратилась в гигантский, мифический Вавилон! «Скорее всего, здесь мы имеем дело с так называемыми «Потухшими городами», - подумал Сергей Сергеевич. - Этот термин он встречал в университете на лекциях академика Гаера. Потухшие города - были некогда величественными центрами науки, искусства и архитектуры. После революции, практически все население было отправлено в лагеря на принудительные работы. Революционные массы считали непозволительным развивать искусство, если еще не распаханы все поля, не построены все заводы и не разбиты вся белогвардейская нечисть. Большинство сгнило в окопах гражданской войны. Часть отравилась во время испытания красного коллайдера. В итоге, города оказались в полном запустении. Их стали заселять массы сельского и городского населения, получившиеся после кровосмесительных браков с красноармейцами первой конной армии. Из некогда прекрасных, воздушных с вечной весной городов пошел такой смрад, что власти запретили его жителям получать паспорта и покупать ветошь.
С другой стороны, подтверждение теории астронома были только косвенные. Прямых свидетельство того, что он каким-то образом оказался в «Потухшем городе», кроме богомола-официанта -он пока не находил. Да и сам богомол не мог сто процентов указывать на это.
- Душа моя, - Шмойль, не отрывая руку от ручки саквояжа, с презрительным выражением лица рассматривал меню. - Этот болван не уйдет, пока вы не сделаете заказ.
Левой рукой, толстяк нарочно прикрыл половину лица, словно надеялся, что официант не услышит его слов.
- А что можно заказать? - не теряя ложной скромности, и в тоже время, не забывая о чрезвычайно остром чувстве поистине животного голода, спросил астроном.