Сергей Сергеевич не знал, и не мог даже догадываться, что бледная Тварь из далекого космоса, околдовала людей. Вирус, который она принесла на Землю, упал на благодатную почву. За несколько недель он распространился по всей планете.
Через неделю после переезда в Москву, Существо издало декрет, которым обязало всех журналистов, писателей, композиторов и художников подключиться к Главной Пуповине Управления (ГПУ). В здании министерства культуры, в мужском туалете поставили гигантский бак, куда стекали все фекалии работников аппарата министерства. По пневмотрубкам, дерьмо спускалось в специальный цех, где его сортировали, сушили, а потом делали пилюли и отправляли в ГПУ. Каждый работник культуры, или искусства был обязан принимать по одной пилюле три раза в день. За этим строго следили офицеры ГПУ и простые граждане.
На красной площади в сжатые сроки соорудили гранитный храм, куда положили разложившееся тело героя революции товарища Щорса. К телу присоединили длинные гофрированные шлаги, которые тянулись под землей под всей Москвой. На каждом углу, где стояли телефонные автоматы, их присоединяли аппаратам. Каждый житель Москвы получал ежемесячную разнарядку, где была указана дата и место связи с товарищем Щорсом. Мужчины и женщины, старики и дети слушали странные булькающие звуки разлагающегося тела, а потом писали отчеты в ГПУ.
По городам и селам стала распространяться самая настоящая зараза. Люди возненавидели друг друга. Агенты ГПУ были повсюду. Они получили исключительные права вмешиваться в личную жизнь. Телевидение целыми днями крутило тупые концерты, глупые ток-шоу с дегенеративными участниками и не менее ублюдошными зрителями. Там, среди софитов и микрофонов, под невесомым покрывалом всеобщего страха и всеобщего одобрения страха, ловкачи слова в прозрачных кимоно, виртуозы лжи в дорогих костюмах и мастера ведерного дерьма с лицом, на котором отсутствовали любые признаки интеллекта - беременные Ленинской заразой гости эфира, выворачивали наружу свое грязное белье. Не стесняясь в выражениях, корча самые невообразимые гримасы, сплевывая розовую пену с уголков потрескавшихся губ, «простые» телезрители и участники ток-шоу трахали друг друга толстыми возбужденными членами, слали самые невообразимые ругательства и проклятия, блевали, мочились вонючей жидкостью на портреты героев революции, которых лже-Ленин объявил предателями и шпионами. Помешательство достигло такого размаха, что в городах при местных органах власти, формировали добровольные бригады для войны в Персии и Речи Посполитой. Сотни, тысячи «добровольцев» из простых семей скапливаюсь перед военкоматами с одним лишь единственным желанием отправиться убивать. Им было все равно, кого убивать. В семьях, в которых они жили, нечего было есть.
Сергей Сергеевич не заметил, как дух революции сам собой растопился в бледном мареве вируса того, кто сидел в Кремле. Здесь, в компании Жака и Альфонсо, он вдруг вспомнил бессмертные строки своего любимого писателя Оноре де Бальзака из его бессмертного романа «Желтый пудель»:
«Бриг «Святая княгиня Ольга» держал свой путь в направлении буровой, которая вот-вот должна начать свою работу в холодных водах Баренцева моря. Экипаж добросовестно исполнял свои обязанности. Капитана судна прозвали Гарри Веревка. И было за что! Гарри повесил сотню матросов с экипажа утонувший субмарины «Ижевск». Это было его любимым развлечением. Под общий гогот команды бедняге связывали руки за спиной. Выбрасывали кости. Самому везучему доставался другой конец веревки, переброшенный через мачту. Потом делали ставки. Первая ставка- на то, как быстро издохнет повешенный, вторая- как быстро его тело очутится наверху. Вид у капитана тоже был соответствующий. Он был одет в грязный сюртук зеленого цвета. По количеству пуговиц на сюртуке читалось имя преподобной королевы Виктории, да хранит господь ее душу. Под сюртуком виднелась полосатая майка (всегда несвежая). Правую ногу Гарри потерял в сражении с испанцами у мыса Доброй надежды. Деревянный протез, привязанный кожаным ремнем к культе, отвратительно скрипел. Целая нога, обутая в высокий испанский сапог, всегда очень быстро передвигалась по палубе (за что матросы дали Гарри еще одно прозвище- «Неуловимый»).