- Итак, господа, я еще раз хочу вас всех поприветствовать на нашем еженедельном мероприятии.
В зале раздалась овация. Дылда посмотрел на Рябого и покрутил указательным пальцем у виска.
- Я вижу искры недоверия у некоторых наших новых членов.
Фрачный указал на Дылду.
- Вот, вы, поднимитесь ко мне.
- Я? - Дылда оглянулся вокруг.
- Да, вы, вы!
Дылда нехотя поднялся. Свет прожектора в лицо ослепил его.
- Скажите, вы любите пингвинов?
Ведущий поднес микрофон к лицу и скорчил неприятную гримасу.
- Да, - так же нехотя ответил Дылда и умоляюще замигал Рябому.
- Это очень хорошо! - не унимался конферансье. - Тогда получи!
Он изо всех сил ударил астролябией Дылду. Кровь струйками потекла по лицу.
- А сейчас, вот вы, господин, - конферансье кивнул на Рябого. - Поднимитесь сюда.
Рябой в недоумении встал и поднялся по ступенькам. Дылда лежал без сознания. Непонятно откуда появившиеся ассистенты, быстро подняли Дылду на ноги, раздели и привязали к невысокому столбу. Конферансье в одно мгновение бросился к нему и острым как бритва ножом в одно мгновение срезал пару кусков мяса с тела Дылды. Тот пришел в себя и истошно завопил. На сцену выбежала дюжина пингвинов.
- Сегодня у нас хороший ужин, - сказал Фрачный, босая первый кусок прямо в рот птице.
Дылда истошно вопил. Конферансье продолжал кромсать тело бедняги. Пингвины все выходили и выходили из-за кулис. Дылда с ужасом наблюдал, как он постепенно исчезал в клювах птиц. Их белые грудки окрасились в алый цвет. Рябой посмотрел на свои руки - о боже, они медленно превращались в плавники.
- Ейн, цвейн, - не унимался конферансье.
Он настолько ловко орудовал ножом, что Дылда осознанно растворился в желудках птиц, прежде, чем умереть.
И тут Рябой понял, что его личность перестала существовать - он стал частью того, от чего всю свою сознательную жизнь старался убежать. У него появилась семья. А что может быть лучше большой, крепкой семьи: с любящим отцом и матерью, братьями и сестрами, домашними питомцами. Свою жизнь он искусно имитировал. Это была самая долгая и неприятная имитация.
С последними воплями напарника Рябой растворился в ангельском свете умиротворения и счастья. Теперь он не чувствовал угрызений совести. Он не помнил ужасов прошлого. Единственным его желанием стало - сделать прыжок в океанскую бездну с тысячами своих собратьев. И плыть, плыть, ныряя под айсберги, выпрыгивая на прибрежные скалы. Он не боялся ни касаток, ни морских львов. Жизнь вибрировала в каждой клетке его нового тела.
И, когда Золотой закат опустился на землю, Рябой был уже очень далеко. Так началась новая история. И возрадовались Боги, заиграв на своих волшебных флейтах. А когда Рябой ощутил приближение смерти, он лишь улыбнулся ей в лицо, умиротворенно закрывая глаза, шепча одно единственное слово: "Спасибо". Последнее слово, сказанное Рябым, троекратным эхом отозвалось в ушах Ленина. Внезапно, мальчик почувствовал, как чьи-то крепкие руки силой вытаскивают его из воды. Фонтан пахнущей тиной влаги вырвался из желудка «утопленника». Из-за пелены сознания постепенно проявилось лицо брата Александра.
- А где Рябой? - тихо спросил мальчик, сквозь тошноту и невыносимую резь в животе.
- Какой рябой? - Сашкин голос окончательно привел в сознание Ленина.
Невыносимая боль в спине заставил Ленина сильнее пригнуться к земле. Крест превратил дорогой костюм в рваные клочья, а куски омертвевшей кожи сами собой отваливались от сгнившего мяса. Но он продолжал тащить невыносимо тяжелый крест. Могильный вой настигал Ленина всякий раз, как он собирался остановиться. Самое страшное испытание для вождя мировой революции оказалась его собственная смерть. Он умирал долго, мучительно долго. Черви величиной с человека, постоянно преследовали его. Две маститые шипастые сколопендры торчали у кровати, перешептываясь на одном им известном наречии. Моль из печной кладки молча сидела на потолке, шевелила усиками, осыпая лицо Ленина неприятной пылью со своих бархатных крыльев. По комнате то и дело бродили остроносые жуки, истошно стуча коваными каблуками сапог. Они ждали, все они ждали, когда красный жрец, наконец, испустит дух.
- Сергей Сергеевич! - радостно гаркнул Жак.
Иерей тоже улыбнулся, видимо, поняв по лицу есаула, что ему не удалось совратить делегата конференции. Романовский, в свою очередь, тихонько показал святому отцу средний палец, от чего Скоробеев почувствовал себя крайне неудобно по отношению к гостям.
- Товарищ Романовский, - стараясь подавить свое собственное смущение, сказал иерей. - Мы вас уже заждались. Чего это вы так долго?