- Я не знаю, - честно ответил астроном.
- Да потому что, Сережа, они часть этой силы. Пусть противоположная! Но часть! Мы боремся не за возрождение старого режима, как думают некоторое несознательные элементы. То, что ушло- ушло. Мы боремся с новой системой. Мы хотим ее уничтожить, чтобы предложить свой вариант счастья для людей.
- Жан-Пьер, но ведь вы убиваете? Вы убиваете ради счастья?
Человечек скрестил руки на груди. Его ноздри раздувались, а уголки рта нервно дёргались вверх.
- Да, ради счастья всех, можно пожертвовать частью.
- А как же эта часть? Что делать с ней?
Разговор, видимо утомил Жан-Пьера.
- Кто такой Ипполит Карлович? - внезапно сменил тему разговора астроном.
Это мои документы для легализации, я сунул тебе их в карман, Сережа на болоте. Ведь тебя ищут, а другого способа защитить тебя в тот момент у меня не было.- Значит, у тебя сейчас нет документов, Жан-Пьер?
Человечек поежился и кивнул в знак согласия.
- Собственно, и у меня тоже нет никаких бумаг, все осталось в госпитале.
Жан-Пьер махнул крохотной ручкой.
- Мне самому не нравилась фамилия Скрабезный, - внезапно рассмеялся Жан-Пьер.
- Как? - переспросил учитель.
- Ипполит Карлович Скрабезный, заготовитель щетины для нужд кисточной промышленности.
Почему-то слова человечка очень рассмешили астронома. Он схватился рукой за край остановки и громко заржал. Жан-Пьер тоже стал смеяться, и вскоре они всласть хохотали оба, похлопывая себя по животам, приседая на корточки, сплевывая вязкую от хохота слюну. Приступ безудержного смеха закончился так же внезапно, как и начался.
- Уморил, Жан-Пьер, - промолвил Сергей Сергеевич, отряхивая джинсы.
- Кстати, надо взглянуть, где мы находимся, - человечек кивнул на жестяную, облупившуюся вывеску на обшарпанной стене остановки.
Астроном снова посадил его себе на плечо и подошел к табличке.
- Так, Ведерново, Жупел, Жофран, Деевка, Коч-Аг-ДаГ, Раздольное, - прочитал учитель, водя пальцем по кривой линии расписания автобусных маршрутов.
- Нам надо попасть в Деевку, - твердо сказал Жан-Пьер.
- Почему в Деевку?
- Там живет наш нелегал-член сопротивления из СБД, - спокойно пояснил человечек. - Он справит тебе, Сережа и мне документы.
Астроном хрустнул костяшками пальцев.
- Даже и слушать не хочу, - замахал на него руками Жан-Пьер. - Получишь мандат, а потом решай, что и как. Ты ведь не думаешь возвращаться в Чапаевск?
Вдалеке замелькали стеклянные осколки фар междугороднего автобуса. Желтый "Пазик" пылил из Жупела в Жофран.
- Садимся, Сережа, в автобус, у тебя остались деньги?
Астроном похлопал себя по карманам. В правом звякнула мелочь.
- Перебинтуй зуб, будто у тебя флюс, а я спрячусь в повязке, - попросил человечек. - Если что, буду тебе подсказывать.
Сергей Сергеевич поднял с земли нечистый лоскут какой-то дерюги и, положив туда Жан-Пьера, аккуратно перевязал себе челюсть.
- Вот теперь все в порядке, - пропищал человечек.
"Пазик" остановился перед астроном. Хриплые дверцы автобуса выплюнули двух старух, как говорится, родившихся задолго до теории диалектического материализма товарища Маркса. Одна держала в руке черный старорежимный зонт, скрывающий добрую половину ее лица. Другая, тащила на коротком поводке микроскопическую болонку с длинным, зеленым хвостом, усеянным сотней ядовитых шипов. До революции болонки пользовались большим спросом среди пожилых дам и молоденьких гимназисток. Они ревниво охраняли честь своих хозяек, при всяком удобном случае пуская в ход свои шипы.
- Я же говорила вам, Анна Александровна, что кондуктор хам, мошенник и вор, - беззубым ртом шамкала дама с зонтиком.
- А вы предлагали потратить целое состояние на такси, Иветта Изольдовна? - парировала хозяйка болонки.
Сергей Сергеевич на всякий случай посторонился, обратив внимание на злобную зеленую рожу болонки, покрытую старческими фурункулами и чирьями.
- Ты едешь, служивый, или так и будешь стоять? - водитель - безрукий инвалид в тельняшке и бескозырке дыхнул на астронома перегаром.
Сергей Сергеевич первый раз в жизни видел водителя автобуса без рук. Культи прятались в рукавах тельняшки, подвязанные кусочками цветной ленты. На черной ленте бескозырки с большим трудом читалась надпись: "ВАРЯГЪ". Лицо странного водителя-моряка было испещрено ужасными шрамами. Правого глаза не было и вовсе. Его разрезал толстый, белый рубец под которым с трудом угадывалось заплывшее веко. Коричневые зубы сжимали окурок истлевшей папиросы. Взгляд Сергея Сергеевича скользнул ниже и, о боже, у матросика не было и ног!