Другой выпивоха наслаждался вакханалией старого бургундского вина и безудержной трескотней пройдохи Панурга, верного спутника бойца сопротивления испанскому фашизму Пантагрюэлю, товарищ Симбирский утверждал, что стакан отца Даниила хранит в себе секретную карту ковчега первого революционного Бородача Фридриха Энгельса. Ковчег с заповедями спрятали фарисеи-эсеры. Когда товарищ Энгельс умер, они, переодетые в странные костюмы чумных докторов, проникли в его дом и похитили сундук с рукописями буревестника революции. Экономка Фридриха утверждала, что всю ночь она находилась в доме мыслителя и никуда не отлучалась. Однако, согласно протоколу допроса соседей, следователь пришел к выводу, что женщина как минимум два раза покидала дом. Первый раз - по тропинке на заднем дворе, второй - через невысокий забор соседнего дома семейства Оушенбах. Фарисеи-эсеры, видимо, постоянно следили за домом, так как имели подробное расписание и план расположения комнат. В момент смерти товарища Энгельса молодой эсер Владислав Кантемиров увидел, как экономка покидает дом с черного входа. Он немедленно уведомил комитет по изъятию заповедей о кончине мыслителя. По телеграфу поступил секретный приказ - изъять сундук. Кантемиров, покинул явочную квартиру напротив, открыл отмычкой замок и вошел внутрь дома. На первом этаже мерно тикали напольные часы. Лунный свет холодным потоком разливался по гостиной. Эсер быстро поднялся на второй этаж по дубовой лестнице и вошел в спальню Энгельса. Покойник лежал на кровати. Его нос уже успел заостриться, а маска смерти в виде неземного членистого существа со множеством щупалец замерла на лице революционера. Тварь равномерно дышала, все плотнее и плотнее обвивая шею Энгельса длинными, заостренным внизу хвостом. Владислав не первый раз видел похожих существ. В большинстве своем, они встречались в домах фанатичных революционеров, искренне преданных делу революции и идеалам свободы, равенства и братства. Отец современных анархистов Чарльз Дарвин так написал о них в своей знаменитой работе: «Чужие организмы в теле коммуниста, как форма протеста против террора» (Лондон, 1879 год).
- Товарищ сын святого командарма Сомова, - отец Даниил невольно ущипнул Сергея Сергеевича за правый сосок. - Что с вами? У вас порок сердца?
Астроном мотнул головой, разбрасывая по сторонам осколки случайных воспоминаний и чужих мыслей.
- Нет, все в порядке, товарищ Даниил, - учитель почувствовал, как в горле пересохло.
Он взял стакан с самогоном и одним большим глотком опорожнил его.
- Вот это добрый пан, - с легким польским акцентом рассмеялся заготовитель.
- Товарищ Собака, - поп поправил прическу и прищурил глаза. - А что это вы по-польски изволили сейчас говорить?
- Я, - член РПЦ ткнул себя в грудь. - Знаете, отец Даниил, бывает. Признаюсь, моя прабабка, Харитина Новаковская, была родом из Варшавы.
Поп перекрестился.
- Так, может быть, а вы, чаем, не католик, сын мой?
Собака перекрестился Серпом и Молотом и поправил сжатый между ногами член.
- Упаси боже, отец Даниил, я крестился в красную веру одним из первых в Деевке.
Поп щелкнул заготовителя по носу.