Пробежав меж пустых, крашеных зеленой краской скамеек, С. взлетел по ступенькам на эстраду и стал искать глазами гримерку. Он вспомнил, что справа есть дверь, откуда, обычно, по вечерам, во время представлений, или концертов выходили конферансье, артисты, танцоры и музыканты. На счастье, Виктора Юрьевича дверь оказалась незапертой. Он буквально распахнул ее и оказался в крохотном помещении, сплошь уставленным дешевым реквизитом, среди которого можно было разглядеть картонные коробки, куклы, транспаранты, флаги, испорченные музыкальные инструменты, ветхие, уже никому не нужные костюмы и прочий хлам. В углу спрятался крохотный столик и зеркало, за которым, по всей вероятности, актеры наносили себе грим. С. подошел к столу, отодвинул пластиковую коробочку с гримом, красками и накладными усами, взглядом отыскал пожелтевший номер газеты «Правда», расстелил ее, как это обычно делают любители соленой рыбы и пива. Он аккуратно опустил существо на газету. Оно самостоятельно отсоединилось от руки. Виктор Юрьевич заметил: правая рука вновь обрела все функции его личной, персональной конечности, а не коварного предателя. Он подвинул пыльный барабан к столу и уселся на него. Существо замерло, то ли от резкого звука, который издал барабан, то ли от чего-то другого. С. тоже замер. Он напрочь забыл о службе, совещании и протоколе. Ему в голову лезли иные мысли: чем его кормить, как назвать ЭТО, и что делать с ним дальше? Ему, безусловно, будет крайне трудно объяснить отцу-инвалиду и матери - что он принес домой, а тем паче, как оно появилось на свет. Мозг комбинировал множество ситуаций, анализировал способы выхода из создавшегося положения, но ничего путного на ум не приходило. С. положил подбородок на стол, обхватив его руками. Он не обращал внимание на отвратительную вонь в гримерке. Существо вдруг снова встрепенулось и издало протяжный звук, напоминающий скрип открываемой двери. «Что же ты такое?» - единственная трезвая мысль яркой вспышкой перемигивалась в голове учетчика. Он поднял голову, осторожно вытянул руку в направлении новорожденного и тихонько, чтобы не причинить вреда, ткнул его указательным пальцем. Писк прекратился. Младенец перевернулся, оставив, а газете тонкую пленку, которая до сего момента, словно пузырь, окутывало его. Еще несколько мгновений и вся пленка прилипла к бумаге. Теперь перед взором С. предстал действительно новорождённый. Он был очень похож на человека, только не больше десяти-пятнадцати сантиметров росту. Голова, туловище, ноги и руки имели розовато-красный цвет. Виктор Юрьевич пригляделся и обратил внимание, что все его тело окапалось покрыто мелким, белесым пушком. Новый писк окончательно утвердил мысль в голове С., о том, что его новорожденный хочет есть. «Чем же тебя кормить, дружище, - размышлял вслух учетчик. - Молока у меня отродясь не было». Виктор Юрьевич пощупал себя за грудь и...к его несомненному ужасу, он внезапно почувствовал, как из его сосков на рубашку проступила вязкая жидкость. «Что со мной? Почему это происходит со мной? Я - обычный учетчик. Ничем не примечательный служащий городского исполкома. И вот такая напасть!». С. попытался вспомнить любую защитную молитву, но в голову лез один и тот же вопрос: «Что мне с тобой делать?». Писк постепенно превратился в тоненький вой. Крохотный, черный рот новорожденного не закрывался, а слипшиеся веки на большие глаза были готовы вот-вот открыться. Учетчик решил не медлить: он быстро расстегнул рубашку, аккуратно взял в правую руку существо и приставил его к своему левому соску. Крик немедленно прекратился. Рот новорожденного буквально впился в твердый сосок Виктора Юрьевича. Он застонал и, стиснув зубы, надавил левой рукой на грудь. Чмокающие звуки разлетелись по гримерке. С. ощущал, как молоко строится его груди. Казалось, оно льется нескончаемым потоком. Неврождённый сосал долго, больно, обхватив сосок С. с такой силой, словно хотел его оторвать. Наконец, насытившись, ребенок, отпустил грудь С., и срыгнув какую-то часть молока на живот учетчика, уснул прямо на его руке.