- А здесь нет никакого секрета, любезный товарищ С., - ответил режиссёр, поправляя носок на правой ноге. - Мы для них - все сумасшедшие, Виктор Юрьевич. Все как один. Вы, я, Карл Карлович, Жора, Незнанский, товарищ Блинов. Но ведь сами посудите: если один человек, к тому же мужчина, утверждает, что он только что, буквально несколько минут назад стал отцом довольно странного существа, безусловно, все окружающие его люди, родственники, неважно, там, сослуживцы примут его за, -он покрутил у виска указательным пальцем. - Сумасшедшего, и будут правы. Вот ответьте мне откровенно, вы сидите у себя в кабинете, или к примеру, в перерыв пьете пиво. А ваш недавний друг, сослуживец и боевой товарищ, садится напротив вас, и говорит, что только что в уборной он родил существо в пятнадцать сантиметров роста. Как вы отнесетесь к такой новости, любезный С.?
Виктор Юрьевич ни смог ответить на вопрос. Он как-то съежился и тихонько поправил простынку на тельце новорожденного.
- Возьмите это, - Жан-Пьер протянул учетчику кипельно-белое, пахнущее лавандой полотенце. - Это настоящая немецкая фибра, она будет впитывать молоко, оставляя чистой рубашку. Да и переодеться вам надо. Карл Карлович, у вас найдется что-нибуль в вашем замечательном гардеробе?
Карл Карлович, так удачно подсыпавший яд соседям, был похож на театрального, или литературного критика. У нег была большая голова, с торчащими во все стороны тонкими, лёгкими как пух седыми, с редкими черными проплешинами волосами. Он встал на колени и заглянул под кровать. Вскоре Карл Карлович вытащил на свет большом чемодан. С. удивился его размерам. При желании, он мог бы легком поместиться внутрь, практически не сгибая коленей. Чемодан был обклеен рекламными фотографиями Крыма и здравниц Северного Кавказа. Напевая «Риголету», он открыл чемодан. Затем почти влез внутрь баула и, не переставая петь на разный манер, принялся кричать прямо из чемодана:
- Костюм гусара?
- Нет, - вдруг в ответ крикнули все, кроме С.
- Наполеон?
- Не пойдет.
- Казанова?
- Вы сошли с ума!
- Петрушка?
- Слишком ярко.
- Мим?
Повисла тишина. Жан-Пьер несколько мгновений изучающе смотрел на учетчика. Тоже самое делали и остальные пациенты.
- Да, мим! Давай мима!
- Товарищи, помилуйте, почему мим? - осведомился учетчик, ухватившись, на всякий случай руками за свою холщовую робу. - Я не хочу мимом. Давайте, может быть, Наполеона?
Все дружно рассмеялись. Больше всех хохотал Жан-Пьер.
- Но почему вы смеетесь? - спросил С., на всякий случай, сделав пару смешков, чтобы не обидеть своих новых знакомых. - Да и к тому же, здесь только вы, товарищ Выборгов в приличном костюме. А остальные граждане, кто в чем.
Жан-Пьер сделал едва уловимый жест рукой и смех прекратился. В палате повисла мертвая тишина. С., кажется уловил бурчание в желудке Жоры.
- Все потому, что вы, мой любезный, последний, - сказав эту загадочную фразу, режиссер театрально закинул ногу за ногу.
- Простите, меня, уважаемый товарищ Выборгов, - учетчик был, безусловно задет интонацией и манерой разговора Жан-Пьера. Ему претило, что его - служащего городского исполкома, пусть даже не такого уровня, как, к примеру, товарищ Царедворский, но все-таки ответственного работника среднего звена, человек, именуемый себя режиссёром Выборговым, называл - любезный. - Вы все время говорите загадками. Я понимаю, ваше театральное...- он запнулся.
- Прошлое! Не стесняйтесь, товарищ! - поправил его Жан-Пьер.
- Да, прошлое, - для важности Виктор Юрьевич повысил голос, но лишь до такой степени, до какой это положено учетчикам. - Но даже здесь, в палате пусть даже и психиатрического отделения, я прошу, чтобы ко мне обращались либо по имени-отчеству, либо просто- гражданин С.
- Хорошо, Виктор Юрьевич, - ответил Жан-Пьер. - Но вы сначала, костюмчик-то примерьте.
Выборгов не унимался, а остальные больные, продолжали с любопытством наблюдать за происходящим. Костюм, который вытащил на свет божий Карл Карлович, был черного цвета и тоже неплохо скроен. Это был даже не костюм, а настоящая тройка. Точно такая же тройка была у самого товарища председателя. Жилетка немного отличалась по цвету и оттенку от пиджака и брюк. Рубашка- абсолютно белая в тонкую синюю полоску, оказалась накрахмалена и выглажена. Там же лежала трость черного дерева с круглым, похоже, серебряным набалдашником.