- Вот таким образом, мы можем утверждать - пантомима - это неотъемлемая и важная часть движения, результатом которого стала революция, освободившая народ от капиталистического, буржуазного ига. Пантомима дает простор и свободу полёта человеческой мысли, облаченная в пластику движения вашего тела.
С. Закончил речь, чувствуя, что никаким образом не выдал своих мыслей. Учетчик не был мастером подобных трюков. Однако, способность думать об одном, а говорить об абсолютно другом, считалась серьезным плюсом при устройстве на работу в административные, или партийные органы.
Зал секунду молчал, а потом взорвался шквалом оваций. Щелковский лично встал и, подойдя к С., слегка наклонив голову, долго и крепко жал ему руку. Врачи встали с мест. Они хлопали, а эхо разносило силу звука их ладоней далеко за пределы видимой Виктором Юрьевичем реальности. Смятение чувств овладело учетчиком. С одной стороны, он ощущал, что его речь, впервые за все жизнь смогла увлечь такую аудиторию. И не просто аудиторию, каковой можно назвать и собрание старух-активисток приусадебных участков, а самую что ни на есть отборную, увлеченную собственным делом, довольно приличную часть актового зала, битком набитого интеллигенцией самого широкого профиля.
- Прошу записать в протокол собрания, - внезапно голос Щелковского стал сухим и бесцветным, как у человека, только что совершившего суицид. - Товарищ С., берет на себя повышенное обязательство и обязуется выиграть конкурс пантомимы в ежегодном областном межбольничном соревновании.
- Товарищи, - С. жалобно взглянул на заведующего отделением. - Но я не говорил...
Последние слова учетчика утонили во второй волне овации.
В кабинете заведующего.
Виктор Юрьевич щурился на большую настольную лампу на столе Щелчковского. Вообще-то, учетчик ожидал увидеть белые стены кабинета заведующего, немного синей краски, белый кафель, два-три стеклянных шкафа с медикаментами, полка с книгами и кушетка для осмотра пациентов. Но не тут-то было! Кабинет Щелчковского поразил С. Не только своими размерами, от чего он стал сомневаться в архитектурным проектом больницы и действительными размерами кабинетов, залов и палат. Почти минуту ему понадобилось, чтобы дойти до гигантского стола заведующего отделением психиатрии. Под ногами мягко шуршал ворс дорогого ковра, а под ним угадывался силуэт шикарного паркета. По над стенами, длина правой, по подсчетам С. достигала не менее ста метров в длину, стояли античные статуи, изображавшие различных богов и героев древней Греции и Рима. Левая стена была метров на десять длиннее правой. Ее украшали большие фотографии самого Щелчковского, в самых разных позах и ракурсах. Вот, например, заведующий стоит у пюпитра с дирижёрской палочкой в руке, а вот - вальяжно развалился в кресле у патефона и слушает пластинку, подложив кулак под подбородок, на другой фотографии Щелчковский держит в руках пациента. Пациент одет в полосатую робу, он худ, даже худощав, на лице отразилась гримаса ужаса, очки пациента съехали с лица, а его рот заклеен пластырем. С. обратил внимание на то, что у пациента отсутствует левый глаз. По всему кабинету, размеры которого могли легко заменить футбольное поле, везде, где позволяло место, стояли огромные цветочные горшки с самыми разнообразными тропическими растениями. Не отставали от них и гигантские кактусы в таких же горшках, но коричневого цвета. От постоянного цветения, либо наоборот, увядания, в зале царило такое амбре, что у Виктора Юрьевича закружилась голова и некоторое время он просто стоял у двери, не в силах сделать ни шага. Мысли перепутались, к горлу подкатил комок, готовый вот-вот вырваться прямо на ковер доктора. Но, подавив рвотный рефлекс силой воли, С. пошел следом за Щелчковским.
Он усадил учетчика в кресло и протянул пачку папирос.
- Курите?
Виктор Юрьевич отрицательно покачал головой, в свою очередь, Щелчковский небрежно бросил пачку на стол. Только сейчас учетчик смог хорошенько разглядеть лицо заведующего. Ему было не больше сорока пяти лет. Лицо вытянутое, скуластое, справа и слева от носа щеки разрезали две глубокие складки, глубоко посаженные глаза, смотрели из-под нависших густых бровей игриво, можно было сказать несколько нахально. Волосы цвета соломы, стрижены под самый короткий ежик. Уши имели странный вид: мочки длинные, почти доставали до шеи врача. Белый халат сидел на Щелчковском как влитой. Даже его костюм мима, не сидел так элегантно и вычурно, как обычный медицинский халат заведующего.