Икота, внезапно начавшаяся у С., стала лишним свидетельством его удивления.
- То есть, товарищ Щелчковский, вы хотите меня уверить в том, что некий прохвост и мошенник, дурачащий толпу на уличных представлениях, сейчас самый именитый за всю историю шахмат пятикратный чемпион мира Бобби Перельман? Вы это хотите сказать?
разговор все больше и больше топил С. в трясине невероятных подозрений, домыслов и страхов. Еще утром, он представлял собой самый, что ни на есть, яркий пример среднестатического советского служащего. А теперь он сидел в костюме мима перед заведующим отделением психиатрии и слушал его фантастическую, пугающую своей гротескной неправдоподобностью историю. Однако, реальность диктовала учетчику свои жесткие условия. Соски продолжали источать теплое, жирное молоко, в палате, под присмотром Жан-Пьера и остальных пациентов, по-прежнему находилось существо, которое совсем недавно появилось на свет из желудка С.! Можно было смело разнести в пух и прах теорию Щелчковского о Бобби Перельмане, весь бред которой нельзя описать словами и простой человеческой логикой, но ведь и с самим С. случилось невероятное, неподдающееся разумному объяснению событие, в результате чего, он и оказался в больнице.- Бобби не был рядовым шулером, как вам может показалось сначала, он родился в аристократической семье, его воспитанием занимались частные учителя. Мальчик рано осиротел, но его дядя сумел привить ему любовь к книгам и всему неизведанному. В 1924 году...
- Простите меня, товарищ Щелчковский, - взмолился Виктор Юрьевич. - Я очень устал, меня сейчас разорвет от переизбытка молока, но я пока даже не понял сути того, чего вы от меня хотите.
Доктор поднялся с кресла и, обойдя стол, подошел вплотную к С. От него пахло сигарой и камфарой. Щелчковский наклонился к уху учетчика и медленно, растягивая слова, прошептал:
- Мне нужен свой человек в девятой палате.
Сказанное задело учетчика за живое. Он, безусловно, уважал докторов и прочую интеллигенцию. Ему так же были понятно стремление Щелчковского служить интересам государства, отстаивая его честь на всех фронтах, включая пока непонятный и загадочный шахматный этюд под названием «Бобби Перельман». Но выполнять роль тайного осведомителя, пусть даже в такой мелочной истории, он не желал! Да и было что-то низменное и мерзкое в самом слове «Свой человек».
- Вы сейчас пытаетесь окунуться в область высокой морали, мой любезный друг, но уверяю вас, это лишнее. Представьте, что это партийное поручение, вы, кстати, член партии?
Виктор Юрьевич понял, что доктор сумел все-таки найти слабое звено. Да, С. был членом партии пот уже несколько лет. Он страшно гордился своим партийным стажем. Тем более, он был на полгода больше, чем у первого секретаря горкома партии и на два года, чем у главного санитарного врача. Сам товарищ председатель исполкома не раз ставил учётчика в пример другим сослуживцам. Особенно он любил это делать на своем ежегодном выступлении перед ноябрьскими праздниками. Партийность Виктора Юрьевича была выстрадана и выплакана долгими часами заполнения анкет, заявлений и многочисленных отчетов. Даже отец- старый коммунист - не понимал, для чего необходимо столько «макулатуры». Он так и говорил: «Витя, вот в наше время было все просто- веришь в партию и дело вождя, причастился, хлопнули тебя три раза шашкой по спине, дали пинка под зад - все, считай себя коммунистом. А сейчас. Никакого подвига. Никаких убеждений. Бери себе, перепиши три тонным бумажек - и ты коммунист». Где-то, в глубине души, С, был согласен с отцом. За несколько лет после революции у людей пропал революционный пыл. Настоящие коммунисты погибли в гражданскую, кого взял в плен, или продали в рабство. В городах остались приспособленцы, ворюги, мошенники и хамы. Партийный билет можно было купить в переулке между магазинами «Продтовары» и «Галантерея». Исчез сам дух партийного авантюризма, сменившись чередой бледных, бюрократических закорючек. И сейчас, Щелчковский, видимо, точно знавший о партийности С., намеренно решил пустить в ход тяжелую артиллерию.
- Да, я член партии, - сухо ответил С. - Но...
- Тогда у меня есть для вас один любопытный документ.
Доктор вернулся к столу, открыл другой ящик стола, покопался там минуту-другую, и извлек свернутый в рулон кусок пергамента.