Стрелков шел меж гигантских бутылей. Справа и слева на него смотрели немигающим взглядом десятки, а может и сотни «экспонатов». Виктор Юрьевич сразу же потерял к ним всякий интерес. Лишь иногда он читал на приклеенных внизу бутылок надписи химическим карандашом: «Альцгеймер», «Паркинсон», «Рихтер», «Сумеречное состояние души», «Магия преследования», «Раздвоение личности». Учетчик по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Спина врача мелькала впереди. Щелчковский шел торопливым армейским шагам, время от времени, призывно махая рукой. Вскоре, он свернул направо. Бутыли кончились и к великому сожалению учетчика, который думал, что самое отвратительное зрелище уже закончилось, он увидел постаменты, на которых в разных позах стояли восковые копии всех чемпионов мира по шахматам за последние 650 лет! Экспозиция тянулась, по самым грубым подсчетам, на пять-шесть километров. Стрелков уже давно перестал удивляться чему бы то ни было. Он старательно отделял в голове те вещи, которые казались невероятными, а может и фантастическими, от обыденной, повторяющейся день ото дня реальности.
- Не отставайте, мой друг, я кое-что вам хочу показать.
Теперь голос заведующего доносился откуда-то слева. Стрелков еле поспевал за прытким доктором. Примерно через час Виктор Юрьевич снова увидел доктора. Восковые фигуры шахматных чемпионов остались позади. Теперь, Стрелков оказался в полумраке, окруженный другими восковыми фигурами людей, которых он никогда не видел. По большей части это были ничем не примечательные персонажи, в совершенно одинаковых костюмах и котелках. «Так ведь это все мимы!» - подумал Стрелков, пришедший в неистовство от своей догадки. Действительно, несмотря на темноту, учётчик не мог не угадать фасон и цвет костюма на манекене.
- История нашего музея, любезный Виктор Юрьевич, - эхо от голоса врача разлетелось по залу. - Уходит своими корнями еще в эпоху Смутного времени. Как записано в летописных источниках, автором которых был немецкий путешественник Карл Гугенхоллен, в день освобождения нашего города от польских шляхтичей и состоялся первый конкурс пантомимы. Безусловно, это было импровизированное и не имеющие ничего общего с нашим современным представлением, действо, но начало положил простой купеческий сын - Никанор Прыщ.
Указка, неизвестно откуда появившаяся в руках Щелчковского, остановилась на восковой фигуре молодого человека в простой холщовой рубашке, широких штанах, заправленных в красные сапожки.
- Никанор разыграл сценку пленения польского королевича Казимира Войтынского, русским сотником - Данилой Гречка. Преставление состоялось на городской площади, сейчас там находится здание городского исполкома.
Виктор Юрьевич опешил. Нельзя было сказать, что он прекрасно знал историю и мог похвастаться энциклопедическими знаниями, но новость о том, что здесь проходили ожесточённые бои между русскими и польскими войсками, заставила его усомниться в истинности рассказа Щелчковского.
- Простите, товарищ заведующий отделением, но наш город, насколько мне известно, не принимал участие в освободительном движении в эпоху Смутного времени, из-за удаленности от Москвы с одной стороны, и малозначительности самого городского населения, а также экономической слабости региона.
Саркастический смешок стал ответом на слова учетчика.
- Для вас, мой друг, я сделаю небольшое отступление, - Щелчковский подошел к столу, хотя Стрелков не видел самого стола, но все говорило о его наличии.
Из полумрака стали доноситься странные звуки, словно кто-то заводил патефон. Скрип ручки, треск пружины, затем шуршание иглы и первый звук, вылетевший из гофрированной трубы, закрепил подозрение Виктора Юрьевича. Он узнал мелодию старинного танго.
По полу стал струиться белый дымок. Запахло хвоей и серой. На мгновение вспыхнул свет, и учетчик разглядел черный силуэт человека в цилиндре. Из-за темноты Стрелков не мог разглядеть лица незнакомца, хотя мог поручиться, что это товарищ Щелчковский успел облачиться в плащ и нацепить цилиндр. Свет снова зажегся. Человек поднял руки вверх, превратившись на мгновение в летучую мышь, или дешевого театрального актера.