Пятьдесят шесть ступенек… Всего пятьдесят шесть…
И вот магистр на площадке. Монахи быстро и умело подготовили телескоп к наблюдениям, после чего факел был потушен.
Наступило время традиционной молитвы. Магистр подошел к краю наблюдательной площадки и, воздев руки к звездам, произнес слова, завещанные еще самим святым Иеронимом:
— О, долгожданные небесные покровители, примите наше приветствие. Наши сердца открыты, в них нет злобы или тайных намерений. Вы можете видеть чистоту наших дел и помыслов. Все свои жалкие силы мы направляем на службу вам! Прежние люди знали о Божьем промысле. Но лучше других мы чувствуем, что есть план относительно каждого человека. Клянемся, мы сделаем все зависящее от нас, чтобы с честью исполнить этот план! Но нам нужна ваша бескорыстная помощь. Слабы мы и сиры, лишенные вашей заботы! Так помогите нуждающимся! Поддержите страждущих! Дайте смысл жизни колеблющимся! И мы с удесятеренными силами займемся угодными вам делами! Аминь!
Магистр Захарий замолчал и застыл на месте, опустив руки, словно ожидая немедленного ответа с небес: то ли поощрительного возгласа, то ли грубой брани… Но нет, ответом ему была тишина. И это было правильно, потому что не готовы еще люди получить небесный дар. Магистр с восторгом и благодарностью посмотрел на сверкающие в вышине безмолвные звезды. Они и прежде давали силы для борьбы и жизни. Вот и сейчас вернули пошатнувшееся душевное равновесие. Позволили надеяться на лучшее будущее, за которое совсем скоро придется сражаться.
Магистр медленно подошел к телескопу и, еще раз тихо прошептав призывную молитву, с подобающей случаю покорностью, которую терпеливо вырабатывал долгие годы, заглянул в окуляр. У него немедленно захватило дух от открывшейся перед глазами картины. Там, где только что была видна одна звезда, он мог теперь наблюдать десятки ничуть не менее прекрасных и ослепительных. Они казались холодными и отстраненными, но магистр знал, что это совсем не так. Душа его чувствовала заботу и заинтересованность, исходящие от них. Даже короткого времени за телескопом хватило, чтобы поверить в правоту святого Иеронима. Если поступать разумно, соблюдать устоявшийся порядок, Обещание обязательно исполнится, и покровители принесут счастье в Мир святого Иеронима.
Время обязательного наблюдения подошло к концу. Магистр Захарий еще раз пристально всмотрелся в участок звездного неба, приближенный мощной оптикой. Каждый раз, поднимаясь по лестнице на смотровую площадку, он надеялся, что ему, наконец, повезет, и он первым увидит прибывающих покровителей. Но пока время для встречи не настало…
— Нам надо сделать еще очень и очень многое, чтобы дождаться небесной помощи! Но все в наших руках. Надо стараться! — сказал он, отходя от телескопа.
Монах тотчас зажег факел, и процессия медленно и торжественно отправилась в обратный путь.
Магистр Захарий вернулся в свой кабинет. Он устал. Его больше не волновало то, какую роль ему припишут историки в событиях, избежать которых, видимо, уже не удастся. Что тут поделаешь? От судьбы не скроешься. Если на его долю выпадет страшное испытание войной, он обязан принять вызов, решительно отстоять интересы Монастыря, выдержать и победить, чего бы это ему ни стоило. Он был готов сражаться. От одной мысли, что его могут признать трусом, магистр испытывал приступы ярости и с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться.
— Милорд, прибыл член Тайного совета, начальник службы духовной безопасности, высокочтимый д’Иванов, он требует немедленно принять его, — торжественно доложил охранник.
— Пусть войдет, — разрешил магистр.
Было много поводов не любить д’Иванова, скажем за то, что он обладал потрясающей способностью появляться внезапно и бесшумно, как по мановению волшебной палочки, словно порыв северного ветра. Только что его не было, и вот — он уже присутствует… Неприятное умение. Но не катастрофическое. Есть вещи, к которым следует привыкнуть…
— Вы вызвали меня, милорд… Я прибыл.
— Проходите…
В тусклом свете факела лицо д’Иванова показалось магистру вызывающе лживой и наглой маской. Хотелось надеяться, что это всего лишь дурная шутка сумерек, подлая игра света, не более того. У него не было причин усомниться в личной преданности д’Иванова. Можно ли защитить Монастырь от набегов врагов, если не доверять начальнику собственной безопасности?