Прошёл буранный декабрь. Как-то в конце января, Николай Петрович принёс из типографии небольшой свёрток и спрятал его под матрац. Аграфены Карповны дома не было, а Дима колол дрова во дворе. Вскоре показался Вихрев и, взяв у мальчика топор, коротко сказал:
— Отдохни, я поколю.
Когда с дровами было покончено, он позвал Диму к себе и, плотно закрыв дверь, подошёл к нему ближе.
— Вот что, дружок. Сегодня у нас с тобой будет поинтереснее работа, чем колоть дрова. — Николай Петрович пытливо посмотрел на Диму. — Ночью надо будет расклеить по городу вот эти листовки.
Вихрев подошёл к постели и приподнял угол матраца.
Дима догадался, что в этих бумажках напечатано про буржуев, и кивнул головой.
— Хорошо, сделаю, — и, довольный поручением Николая Петровича, заявил: — А клейстер я найду. Возьму горсти две муки у тёти, размешаю в банке, вот и готово. Я ведь, дядя Коля, умею его разводить. Бумажных змеев не раз клеил. Так примажу, что ножом не соскоблишь, — похвалился он.
Вскоре был готов клейстер. Пошептавшись с Вихревым, Дима для вида улёгся в постель. Спать ему не хотелось. В комнате наборщика было слышно, как тот ходил из угла в угол, что-то обдумывая. Вскоре улеглась Аграфена Карповна в своей горенке. Затем в доме Селезнёвой всё стихло, и Дима стал засыпать. Разбудило его лёгкое прикосновение руки Вихрева. Николай Петрович дал Диме листовки. Бесшумно одевшись, Дима сунул бумажный свёрток за пазуху полушубка и, захватив с собой банку с клейстером, вышел, на улице осмотрелся и торопливо зашагал к шахринской мельнице.
Стояла морозная ночь. Город спал. Только на мельнице было слышно, как пыхтел паровичок и где-то стучал колотушкой сторож. Дима перешёл Степной переулок и остановился на углу улицы. Озираясь, он подошёл к мельничному забору и приклеил первую листовку. На ней крупными буквами было набрано: «Превратим империалистическую войну в гражданскую». Ниже был мелкий текст, и мальчик не мог разобрать слов.
Через полчаса он был уже на базарной площади, у возовых весов. Он знал, что приезжий народ толпится больше всего здесь.
Вскоре его маленькая фигурка, как бы сливаясь с темнотой, утонула в узком переулке, который вёл к пивоваренному заводу. Недалеко от контрольной будки мальчик, заметил сторожа. Уткнув лицо в меховой воротник бараньего тулупа, тот спал на скамейке, положив рядом с собой колотушку. Дима на цыпочках подкрался к сторожу и осторожно потянул её. «Лишь бы не проснулся», — подумал с тревогой Дима и, сунув колотушку за пазуху полушубка, подошёл к воротам. Оглядываясь на спящего сторожа, мальчик поспешно приклеил листовку и, вынув из свёртка ещё несколько штук, вложил их в слуховое окошечко будки. «Пусть читают рабочие», — подумал он и довольный зашагал на Дворянскую улицу.
Наклеивая на дверях валеевского магазина последнюю листовку, Дима услышал за собой чьи-то поспешные шаги, и не успел он поднять с земли банку с клейстером, как почувствовал, что чья-то сильная рука, схватив его за шиворот, рванула к себе.
— А, попался! — раздался злорадный голос, и какой-то человек, встряхнув Диму, произнёс с угрозой: — Шагай в участок.
— А ты не хватай, — уже сердито заговорил Дима. И, заслонив спиной наклеенную листовку, он наступил ногой на банку с клейстером. — Не видишь, что ли, я в обходе, — мальчик поспешно вынул из-за пазухи колотушку и дробно застучал на всю улицу. В конце квартала ему ответил какой-то сторож, и озадаченный незнакомец выпустил воротник Диминого полушубка из рук.
— Я, брат, тебя за воришку посчитал, — как бы оправдываясь, заговорил он. — Наехало их в Кустанай не мало. Ладно, стучи, стучи, — добродушно похлопав Диму по плечу, доверчивый обыватель зашагал к Тоболу. Мальчик, не выпуская колотушки из рук, постоял на месте, и, выждав, когда шум шагов незнакомца затих за углом, поднял банку и бросился бежать к дому.
Тихо постучал в окно комнаты Вихрева и стал ждать, когда тот откроет калитку. Но наборщик не выходил. Дима постучал сильнее, к его удивлению, калитку открыла Аграфена Карповна.
— Где ты пропадал, полуношник? — По встревоженному голосу родственницы Дима понял — в доме что-то случилось.
— Засиделся у Гошки Дегтярёва, — как бы оправдываясь, заговорил мальчик. — А дядя Коля спит?
— Какой там спит, — женщина махнула рукой, — ночью была полиция с обыском, искали какие-то бумаги, ничего не нашли, а Николая забрали с собой.
Остаток ночи Дима провёл тревожно. Долго ворочался в постели, думая о наборщике.