– Епифаныч, учти, я буду обороняться! Сервомотор штука серьезная!
Однако майор Драченко совершенно не шутит. Пистолет-пулемет грохочет в маленьком помещении не хуже зенитки. Причем не единократно – очередью. Вокруг дождь из гильз и визг переотраженных куда-то пуль.
– Епифаныч! Убью! – орет Герман и бросается вперед. Экзоскелет надет на него не полностью, так что движению не могут помочь искусственные икроножные мышцы основанные на памяти металла.
– Все! Все! Солдат, – вскидывает руки Потап Епифанович. – Как ощущение?
– Какое к черту ощущение! – Герман вне себя. – Если бы не твой преклонный возраст, майор, я бы…
– Уймись, Герман Всеволодович, уймись, – подмигивает бывший командир наемников, а ныне представитель таинственного Центра Возрождения. – Как ощущения, спрашиваю?
– Ты что, Епифаныч, очумел? Я только намедни испытывал эти прелести на «Купере». Ты тут в тылу отсиделся, а я…
– Ну и как, ощущения совпадают с «куперовскими» на сто процентов? – как ни в чем не бывало интересуется майор Драченко. – Или все-таки имеются отличия?
– Епифаныч, не шути с огнем, сейчас я тебя пошлю. Я за себя не ручаюсь.
– Нет, все же как тебе? – продолжает любопытствовать Епифаныч. – Больнее? Комфортнее? Как? Нет, правда? Что, не понял пока? Может, мне дозарядить и повторить?
– Издеваетесь, майор? – Герман все еще кипит, а организм гонит по крови повышенные порции адреналина, так что ему покуда не до сравнения ощущений.
– Почему – сразу издеваюсь? Я провожу демонстрацию и проверку снаряжения нового вида, только и всего.
– Только и всего?!
– Конечно, Герман. И все-таки как ощущения? Видишь ли, в ТТХ утверждается, что этот новый «панцирь» прочнее тех, что вы использовали ранее, не просто в разы, а в десятки раз. Потому и интересуюсь. Ты что-нибудь почувствовал? Давай, снимай. Поищем синяки, ссадины.
– Ну, Епифаныч, у вас и шуточки! – ворчит Герман. – Точно решили занять мою штатную должность. Травмируете командира отряда перед важнейшим заданием.
– И тем не менее, лейтенант Минаков, мне все же не ясно, как восприняты пулевые попадания вашей доблестной плотью?
– Нет, правда, требуются показания? Или вы все шутите?
– Какие шутки могут быть с настоящим патронташем, а? Я ведь не холостыми стрелял. Калибр девять миллиметров, скорость пули на столь плотном расстоянии, как положено, четыреста пятнадцать метров в секунду. Правильно? Вот и покажи синяки.
– Да, не чувствую я вроде.
– Тем не менее поглядеть надобно. Разоблачайся, товарищ аэромобильник.
В процессе осмотра подвергнутого экзекуции тела, они продолжили дискуссию.
– Вот видишь, действительно ничего нет, Герман Всеволодович, – совсем без удивления констатируют Драченко. – Знаешь, утверждается, что этот сверхлегкий панцирь способен устоять при попадании снаряда.
– Снаряда?! Ну, это уж…
– Понятное дело, энергия отдачи киданет человека-мишень так, что костей уже не соберешь, – спокойно поясняет Епифаныч, – однако сам «панцирь» будет цел, невредим. Такие дела.
– Да ну, не может того быть, Потап…
– Я рассказываю то, что мне самому довели. И речь, к сожалению, идет не о какой-нибудь кумулятивной сложности, или там о бронебойной дуре, калибром «сто двадцать» или даже «сто». Но все же тут совершенно новые технологии. Думаешь, куда девается энергия ударов при попадании пуль и прочего?
– Как, «куда»? Отражается, разумеется, – теряется Герман.
– Да отражается, но о том разговор особый. А уходит она за счет послойного испарения. Этот материал называется «тысячеслойка». На самом деле слоев там – миллион, может и десять миллионов, точно не скажу.
– Стоп, Потап Епифанович! – соображает Герман. – То есть «панцирь» становится тоньше и тоньше при каждом новом попадании?
– Да, что-то вроде этого. Но слоев миллионы, так что ничего страшного.
– Ну конечно, совсем ничего?
– Ладно, Герман, не нуди. Знаешь, из чего вся эта штука, все эти слои?
– Вот еще, Епифаныч. Я что же, по-вашему, «химическое» заканчивал?
– Понятное дело, нет. Ты обыкновенный тупой аэромобильник – все в курсе.
– Оскорбляете подчиненных за так? Нехорошо!
– Туг ты стал на простые солдатские шутки, Герман Всеволодович. Ну да ладно, издержки долгого нахождения в некогда очень цивилизованной стране.
– Да, наверное, есть маленько. Все равно, вы когда шутите – предупреждайте. И значит, из чего же сие непробиваемое чудо состоит?
– Представь себе, из углерода.
– Ага, значит, опять матушка-нефть. Вообще-то вроде бы не броня.
– Это так званые суперфуллерены, – с умным лицом толкует Драченко.
– Очень красиво звучит, – кивает Герман. – И с чем же это едят?
– Вижу, сами шутить умеем, – констатирует майор. – Это уже хорошо.
– Ну, мне до ваших острот с девятимиллиметровым калибром еще расти и расти.
– И это правильно, лейтенант, – запросто соглашается Потап Епифанович. – Так вот, это самое звучное словечко значит, что материал «соткан» из специальных полых изнутри молекул. Стой, Герман, без перебивки! Он потому и такой до невероятности легкий. Не знаю, сколько там, сотня или больше углеродных атомов выстраивают такие ячейки с пустотой посередине. Так что это чудо, по большому счету, вроде бы состоит из ничего. Весело, правда? В общем, когда-нибудь – хотя может тепереча и никогда – из таких панцирей будут делать звездолеты. И знаешь, почему? Потому что эта структура не рассыплется, даже если ее садануть об стену с первой космической скоростью. А может, и со второй.
– В смысле, эти будущие звездолеты будут, так сказать, без тормозов? То есть можно приземляться сразу и без парашютов?
– Ну, что взять с благовещенского аэромобильника, а? Ты случайно там, на Амуре, с китайского вертолета не сваливался, с относительно приличной высоты?
– Нет, Епифаныч, у меня же не имелось этих чудо-одежек.
– Ну а вот теперь они у тебя будут. Только смотри правда не сигани, а то скафандру, конечно, хоть бы что, а вот твои прямоточные мозги будем из шлема совочком выскребывать.
– Ой, товарищ старший офицер, какие все же у вас шутки аппетитные.
– Издержки профессии, лейтенант, – разводит руками Драченко. – Так вот, при столкновении эти самые пустоты на некоторое время уплотняются, а после атомные силы возвращают их на место. Понятно насчет объяснения чудес?
– Ну да, хотелось бы верить.
– А что, еще не верится? Так давай, облачайся по новой – я поднесу пулемет.
– Ладно, я пошутил, Епифанович. Не напрягайтесь.
– Как скажешь, Герман Всеволодович. А правда, умею я убеждать не хуже вымерших когда-то замполитов?
И оба русских офицера ржут.
8. Паровозная топка времени. Голубые экраны
Чекануться! Наш Лидер в TV! «Бесстрашный телекорреспондент» берет у него интервью.
– Но ведь ты же бьешь по людям, – говорит «бесстрашный корреспондент», от природы не обученный обобщать что-то словом «вы».
– Имеются в виду ослы, одурманенные «ящиком»? – спрашивает Лидер. – Нет, наша цель не они?
– Что, только «Ти-Ви»? – «бесстрашный» попросту неумолим.
– Да нет же, даже «Ти-Ви» не наша главная цель.
– Что же? – «бесстрашный» наивен до жути, явно доброкачественный продукт многолетнего TV-облучения.
– Система в целом. Мы должны расша… – кто-то более догадливый обрывает запись на полуслове. Идет смещение кадра. Ну, это уж они не могли не показать. Пройдет по всем каналам новостей и наверняка повторится завтра, послезавтра.
Красивой хромированной монтировкой Лидер крушит маленького переносного «Соню». Лепота! Но пластмасса поддается плохо, не летит осколками, просто сминается; приходится использовать рычаг. Чертовы япошки чего-то напридумывали. Но все равно лепота! Лидер просто молодец. Надо же, сумел пролезть в TV. Что с того, что интервью где-то на улице. Хотелось бы пожать ему руку. Но все-таки значок, гаденыши, крупным планом не показали.
Кстати, теперь он в моде. В ларьках продается. Давай грошы и цепляй. Иногда полицаи хапают «левых» мальчиков. «А я что? Мы просто значок купили. А я, дядя, ничего». Ну и пусть! Пусть «гансы» распыляют силы. Конечно, остаться с чистыми ручками не получается, никто и не планировал. Тогда в «Слоне» этот дядя – Матросов. Потом в «Громкой дудке» пришлось разделать охранника похлестче TV. Но ведь за дело? Он, гад, подстрелил двух ребят.