Герой Советского Союза
генерал-полковник авиации
Кубарев Василий Николаевич
Атакуют гвардейцы
Глава I. Начало пути
Закончен курс обучения в Одесской школе пилотов имени П. Осипенко. Сданы государственные
экзамены. Находясь в лагерях, мы ждали приказа наркома обороны.
Стоял декабрь 1938 года. Утром заморозки, в палатках холодно. Но все это нас не смущало. Все мы были
молоды, здоровы, веселы. Вставая утром по сигналу «Подъем!», с особым удовольствием обтирались
выпавшим за ночь снегом.
— Ого-го, — покрякивал Гриша Кудленко, энергично растирая грудь, руки, плечи. Его мускулистый торс
порозовел, а над широкой спиной вился парок. Он тут же скатал снежок и запустил в Кравцова.
— Ну, держись!
И снежки замелькали в воздухе. Кравцов угодил одним из них в правое плечо Кудленко. Тот схватил в
руки свежий снег, скомкал его и запустил в обидчика. Но «перестрелка» быстро прекратилась. Появился
старшина курса и напомнил, что пора приводить себя в порядок и строиться на утренний осмотр.
После завтрака мы шли на строевые занятия. Готовились к предстоящему торжеству. Курсанты
старательно отрабатывали строевые приемы в движении, печатали шаг, «ели глазами» начальство, дружно кричали «ура!».
Наконец наступил волнующий день. На плацу построился весь личный состав школы. Начальник штаба в
торжественной обстановке объявил приказ наркома обороны о присвоении очередной группе
выпускников воинских званий.
С тех пор прошло 35 лет, а я как сейчас вижу застывшие шеренги курсантов. Развевающееся на ветру
знамя школы на правом фланге. Над головой холодное декабрьское солнце. Внимательные,
торжественные [6] лица товарищей. Перед строем — начальник училища, начальник штаба, комиссар.
Начальник штаба называет фамилии курсантов:
— Кудленко.
— Я.
— Кравцов.
— Я.
— Кубарев.
— Я.
Один за другим мы подходим к начальнику школы и получаем из его рук лейтенантские «кубари». На
душе огромная радость, лица у всех сияют улыбками. Мечта юности сбылась — мы стали военными
летчиками.
А потом состоялся праздничный вечер в Доме Красной Армии, Гремела музыка, кружились в вихре
вальса пары, отплясывали русского.
Я не охотник был танцевать, а потому больше смотрел на товарищей. Подошел Гриша Кудленко.
Новенький темно-синий френч красиво сидел на его ладной фигуре. Белая рубашка с черным галстуком
оттеняли загорелое, широкое лицо друга. Его серые глаза смеялись, и весь он в эту минуту, казалось, светился радостью. Он только что вырвался из круга танцующих. Гриша был родом из Киева, а точнее —
из Святошино и, как всякий украинец, имел веселый нрав.
— Как дела, товарищ лейтенант? — шутливо улыбаясь, обратился он ко мне.
— Нормально, товарищ лейтенант! — И мы дружно и громко рассмеялись.
Да, мы — лейтенанты, летчики. Впереди большая жизнь — полеты, полеты, полеты...
Праздник закончился поздно ночью.
Через несколько дней началось распределение по строевым частям. Лучших курсантов-выпускников
оставили при школе в качестве летчиков-инструкторов. В их числе оказался и я. Откровенно говоря, это
известие меня обрадовало и в то же время... огорчило. Обрадовало потому, что командование школы так
высоко оценило мои успехи в летном деле. Огорчило потому, что я хотел быстрее попасть в боевой
истребительный полк и там, совершенствуя свою выучку, стать настоящим воздушным бойцом. [7]
Но приказ есть приказ. Его нужно выполнять, а не обсуждать. Да это и не в моих было правилах. С
первых дней учебы я точно выполнял то, чему учили командиры. В этом залог всех успехов.
Летчиками-инструкторами были оставлены также Гриша Кудленко и Коля Тарасов — мои лучшие друзья.
И это обстоятельство меня несколько успокоило. Еще до распределения мы собирались просить
командование направить всех нас в один полк.
— Начальству виднее, что делать с нами, — философствовал Кудленко.
Гриша по своему складу характера считался оптимистом и никогда не унывал. За это и любили его
товарищи. С ним всегда было весело.
Коля Тарасов — уроженец города Калинина — являлся другим человеком, более сдержанным.
Но у нас имелось и много общего. Все мы беззаветно любили летать. Да и кто не любил голубое небо в те
далекие годы! В. Чкалов, В. Коккинаки, М. Раскова и П. Осипенко своими подвигами настолько
прославили советскую авиацию, что каждый мальчишка мечтал тогда только об одном — стать летчиком
и, подобно им, «покорять пространство и простор».
Сближало нас еще одно общее качество: стремление не просто летать, а летать мастерски. Для этого, конечно, надо было старательно учиться. И мы учились, не жалея ни сил, ни времени.
Помню свой первый самостоятельный полет.
Происходило это ясным июльским утром. По команде я занял свое место в кабине самолета. Все было
привычным, и в то же время — необычно. Рядом не сидел инструктор — верный наш помощник и
наставник.
Первый самостоятельный! Как-то он пройдет? Ведь от его исхода многое зависит. Хорошо слетаю —
дорога в небо открыта. Плохо — снова тренировочные полеты с инструктором.
Вячеслав Артемьевич (мой инструктор) понимал мое состояние. Через его руки прошел не один десяток
таких вот курсантов. Он хорошо знал своих подопечных, кто и на что способен.
Среднего роста, блондин, стройный, в аккуратно заправленной гимнастерке, он производил впечатление
собранного, уверенного в своих силах человека. Да [8] Иванов и был таким на самом деле. Мы брали с
него пример, равнялись по нему во всем — в учебе, поведении, даже в умении держаться и выглядеть
молодцевато.
Вячеслав Артемьевич, не торопясь, поднялся на плоскость, стал рядом с кабиной. Потрогал парашютные
ремни, заглянул мне в глаза. От его неторопливых движений веяло спокойствием и уверенностью. А в
карих глазах бегали веселые искорки.
— Ну, Кубарев, ни пуха ни пера! Делай все так, как учил, — и, похлопав своей тяжелой, загорелой рукой
по плечу, спрыгнул с плоскости и отошел в сторону.
Механик подбежал к пропеллеру и ухватился за нижнюю лопасть.
— Контакт!
— Есть контакт!
Механик резко рванул лопасть воздушного винта вниз. Мотор чихнул раз-другой, а потом ровно
зарокотал. Левой рукой передвигаю сектор газа вперед. Самолет побежал по зеленому ковру аэродрома.
Внимательно слежу за направлением взлета и за стрелкой указателя скорости. 50... 60... 90 километров.
Пора! Плавно беру ручку управления на себя. Земля начинает уходить вниз.
В общем, полет прошел нормально. Я получил отличную оценку.
А сколько это стоило трудов! Мы старательно изучали аэродинамику, устройство мотора, отрабатывали
взлет, посадку, ходили в зону на пилотаж. Все это повторялось по многу раз...
И все это уже в прошлом. Теперь мы — лейтенанты, военные летчики, и не просто летчики, а
инструкторы. Нам, вчерашним курсантам, доверили обучать молодых парней. И мы гордились оказанным
доверием и старались оправдать его.
Но прежде чем подняться в воздух с курсантом, пришлось снова учиться. Теперь уже изучали методику
организации занятий, проведения тренажей, выполнения полетов в кабине инструктора.
Всему этому нас обучали опытные педагоги. Исключительно высоким авторитетом пользовались у нас
летчики-инструкторы И. Горбунов, Ю. Антипов, К. Пепеляев, М. Пугачев, А. Горбачев, М. Мухин, к
которым [9] я относился с искренним уважением еще будучи курсантом.
Мы ценили их не только за то, что они умело и терпеливо обучали курсантов, но и за их простоту, общительность. Таких людей по-настоящему уважают. Их требования выполняются беспрекословно.
Работа летчика-инструктора очень сложная, требующая большого напряжения физических и моральных