Случайно ли Вильсон и Платов оказались на одной квартире? Трудно ответить на этот вопрос вполне определенно. Но если допустить возможность «притворной ссоры» между главнокомандующим и атаманом, то это соседство может оказаться и результатом трезвого расчета «хитрого, как грек», по определению английского сэра, Михаила Илларионовича и не уступавшего ему в этом качестве Матвея Ивановича, которого даже ближайшие соратники называли «шельмой».
«Он сильно чувствует свое унижение…» Да, Матвей Иванович мог испытывать унижение — даже в том случае, если это была игра во имя спасения Отечества; в глазах-то непосвященных, в том числе и казаков, почитавших его «как отца и как начальника», он представал генералом, оказавшимся неспособным решить боевую задачу, поставленную перед ним главнокомандующим.
Официального приказа с объяснением причин отстранения Платова от команды не было, как не было и сообщения об этом императору. Казаки, которые в течение трех месяцев являли примеры отваги, доблести и геройства, остро переживали несправедливость, допущенную по отношению к их атаману. Вряд ли чем-то другим можно объяснить то, что в одно время «командиры полков Войска Донского при армии заболели почти все». А кто-то доложил об этом Кутузову.
В сущности это был молчаливый бунт, который поставил главнокомандующего в щекотливое положение и вынудил его написать атаману:
«Если известие сие, ко мне дошедшее, справедливо, что все полковые командиры заболели, в таком разе я обязан буду довести о сем до сведения государя императора, между тем не упущу и мер принять, какие высочайшая власть предоставляет мне по долгу службы».
Оказалось, что в середине сентября, когда войска находились на пути в Тарутино, «заболели» не все командиры донских полков, а только те, которые были при армии. Некоторые из них со своими казаками творили чудеса на коммуникациях противника, куда были отправлены сразу после оставления Москвы. Но о действиях платовских партизан речь пойдет ниже…
20 сентября Платов написал письмо Кутузову, в котором сообщил:
«Ваша Светлость! Примите истинное мое перед Вами оправдание: первое то, что не командую ими; второе, что я по одним слухам знаю, кто в какой части находится. Полки казачьи ко мне не относятся рапортами и никто не дает знать, куда какой полк определен и под чьим командованием…»
В тот же день стало известно, что главнокомандующий решил передать под начало атамана его полк и десять других, следовавших на усиление армии, а также пять батальонов пехоты и «некоторое число егерей».
В ответ на письмо Платова Кутузов утешал атамана: «В усердии к службе Августейшего Монарха собственно Вашем я весьма уверен; оказываемые полками Вашими ежедневные подвиги мне коротко сведомы, и потому я остаюсь в неколебимой надежде, что все ошибки… известною мне деятельностью Вашего Высокопревосходительства приведутся в лучшую степень».
Получается, главнокомандующий простил атамана за «давние обиды», отказался «сводить счеты» с ним? А может, и не было никаких обид и коварных замыслов? И все это выдумка чистейшей воды, не подкрепленная источниками? Лично я не сомневаюсь в этом.
Роберт Вильсон — Александру I,
21 сентября 1812 года:
«…Князь Кутузов согласился дать генералу Платову приличную команду. Сия мера восстановила атаманово здоровье, которое снедалось действительно от огорченного чувства, и, я надеюсь, доставит для службы Вашему Величеству блистательные и важные последствия. Осмеливаюсь утруждать Ваше Величество просьбою об изъявлении генералу Платову столько внимания, чтобы он мог удовлетвориться во всемилостивейшем Вашем к нему и Донскому войску благоволении…»
Чем объяснить такую заботу и внимание Вильсона к Платову? Проще всего было бы отнести это на счет корысти чужеземца, стремившегося подорвать авторитет Кутузова в глазах Александра I и таким образом добиться отстранения его от должности. Только будет ли такой вывод правильным? Думаю, что нет. Вильсон писал не только русскому императору, но и своим соотечественникам. И все его послания проникнуты искренним восхищением и верой в военный талант атамана и отвагу донских казаков. В подтверждение приведу лишь несколько строк из писем английского генерала, адресованных разным людям:
«…Должно ожидать блистательных последствий от способностей, деятельности и храбрости атамана и его казаков…»
«…Мюрат через шесть недель не будет иметь ни одного эскадрона в поле…»