Есаул молча слушал, шмыгал, будто мальчишка, носом, изредка кивал головой. О храбрости Туроверова говорили много. В прошлом году за лихую атаку Платов собственноручно наградил его саблей, а позже за лихой поиск и взятие важного «языка» Георгиевским крестом.
— Каждому глядеть в оба, — продолжал генерал. — Наполеоново войско на последнем издыхании, стало быть, оно как раненый зверь. А он тогда что бешеный, на всё способен. Тем паче, что земля чужая, ненашенская, неприятель вокруг: и справа он и слева, впереди и позади. Понятно, что гутарю?
— Понятно, — не в лад ответили казаки.
— Ежели что важное узнаете иль схватите «языка», немедленно скачите сюда, к самому Платову. Он во всём разберётся и примет нужное решение. Может, спросить кто что желает… Нет таковских? Тогда отправляйтесь. — Генерал решительно махнул плёткой.
— По коням! — скомандовал Туроверов.
Много на Дону казачьих фамилий, чьи представители прославили род делами своими и навсегда вошли в историю России: Грековы и Кутейниковы, Карповы и Орловы, Денисовы и Красновы. Но среди всех знатнейших имён род Иловайских самый старый. Далёкий предок Андрей Иванович изгонял из Москвы польских панов с их Самозванцем. За боевые подвиги прадед Осипа Васильевича заслужил от самого императора Петра Великого саблю да золотой ковш с царским гербом и надписью: «Лёгкой станицы атаману и казаку Мокею Осиповичу Иловайскому за службу и храбрость». А станицей в те времена называли казачий отряд.
Деду же, Ивану Мокеевичу, выпала нелёгкая доля. Он служил на пограничной кавказской линии, командовал полком. В одной из схваток с ногайским отрядом его пленили. Тяжело-раненного доставили в далёкое селение. Жестокие и безжалостные к пленным кавказцы проявили к нему неожиданное милосердие. Они знали, что пред ними отважный воин и начальник, которого не следует везти к морю, чтоб там продать в рабство. Его вылечили, а по выздоровлении вызвали на свой совет старейшин.
— Предлагаем, Иван, служить у нас. Будешь командовать отрядом лихих джигитов. Отдадим тебе в жёны самую красивую девицу, какая придётся по сердцу. Выбирай. Мало одной — дадим две. Ни в чём отказа не будет.
— А ежели не соглашусь?
— Тогда секир-башка. — Хан выразительно провёл рукой по горлу.
— Нужно подумать, — ответил казак.
— Подумай, завтра скажешь.
Мысли унесли казака на Дон, в родную станицу, где остались жена, четверо сыновей: Алексей и Василий, Николай и Дмитрий. Они ещё на выросте, но пройдёт немного времени, и они сядут на коней, выедут на южную линию.
Неужели он, их отец, выступит против своих сыновей? Нет, никогда он этого не сделает, никогда не согласится на предательство. Уж лучше смерть. Но и умирать не хочется. Он полон сил, крепок, отважен, опытен. Не напрасно же враги нуждают служить им.
«Нужно бежать! — решил он. — Двум смертям не бывать, одной не миновать».
Его хватились утром, бросились в погоню. Уйти далеко не удалось. Догнали, связали, доставили к хану с петлёй на шее.
— Значит, не хочешь нам служить? — хищно спросил тот.
— Не хочу, — ответил казак.
— А мы заставим.
Его били, пока он не потерял сознание. Спину превратили в кровавое месиво. Лежал пластом, но отошёл. И не изменил решения.
Месяца через два он снова бежал. И опять была погоня, побои, и лишь крепкая натура избавила его от смерти.
Избитого, но не сломленного духом, его уложили на арбу и повезли под охраной в горы. Почти две недели продолжался путь. Пристанищем стало глухое селение у подножия снежной горы.
— Надеюсь, отсюда тебе уж не выбраться, — сказал новый хозяин.
— Посмотрим, — ответил пленник.
— Убью, если поймаю! — пообещал тот.
Он распорядился надевать казаку на ночь колодки, в которых с трудом можно было передвигаться.
Прошёл год… Второй. И ещё пять лет. Все к русскому Ивану привыкли, считали своим и никому из жителей селения не приходило в голову, что седовласый казак не потерял надежды на успешный побег.
В конце августа они с хозяином отправились на высокогорные луга косить траву. Здесь она была по пояс, густая, сочная, духмянная. Накосили целую арбу.
— Я отвезу, а ты оставайся, жди меня к утру, — сказал хозяин.
Остался Иван один, огляделся. Красотища неописуемая!.. Защемило сердце тоской по родной станице, тихому и привольному Дону. Забыв об угрозе, Иван поспешил вниз к бурной реке. Завидел бревно, столкнул и, ухватившись за него, поплыл.
Потом он шёл, обходя селения, питаясь дикими плодами и ягодами, не смея развести костра. Совсем обессиленного его подобрал у Кубани-реки казачий разъезд…