— Сайки! — с тревогой в голосе известил меня Абдурахман, указывая на строящийся перед выходом из ущелья форт.
Я стянул с головы промокший тюрбан, достал из хурджина и водрузил на законное место свою папаху, скинул и убрал тонкий халат, под которым пряталась черкеска. Мне совсем не улыбалось, чтобы сикхи приняли меня за афганца. Пусть я представлял Махмуд-шаха, но и от роли посланца атамана Платова никак нельзя было отказаться.
— Кто ты, незнакомец? — перевел мне Абдурахман вопрос командира небольшого конного отряда, который завидев нас тут же выметнулся из форта.
Как военачальник с интересом разглядывал мой наряд, так и я беспардонно пялился на его головной убор — настоящую башню, а не тюрбан, да еще украшенную металлическими кольцами и украшением в виде полумесяцев со скрещенными изогнутыми кинжалами (2).
— Юзбаши Пьётр, — по-военному отдал честь. — Я прибыл с далекого Севера, из страны Урус, чтобы засвидетельствовать свое почтение махарадже Ранджиту Сингху. Сообщите ему, что у меня к нему неотложное дело.
Сикх бесстрастно кивнул, его высокий синий тюрбан с легким звоном качнулся, а глаза, холодные, будто неживые, проникли, казалось, в самую мою душу. Меня прошиб холодный пот: мне был знаком такой взгляд — взор человека, готового умирать. И я понял, что в Пенджабе просто не будет.
— Махараджа Ранджит не здесь, — раздался скрипучий голос. — Он под стенами Пешавара. Следуйте за мной, незнакомцы. Но пуштунам придется вернуться в свою страну. Им здесь не рады. Как и гвардейцам шаха. Если они твой эскорт, в нем больше нет нужды. Если они хотят битвы, мы готовы.
Да, сикхи — это острый камень, рожденный Пенджабом. Мне сразу стало понятно: проще гипсовую статую уговорить станцевать, чем в чем-то убедить этого офицера.
— Прощай, Абдурахман, — обратился я к баракзаю, — твоя миссия закончилась, моя же только начинается.
Все-таки из бывшего полковника, а ныне казачьего сотника нормального дипломата не слепить. Даже при всем моем желании. Попал, что называется, пальцем в небо с первого же «залпа».
— Светлый махараджа, мир тебе от бога Шивы и радость от богини Кали. Да будет этот век последним веком в твоей жизни, без повторного рождения в других телах, без реинкарнации, — обратился я Ранджиту Сингху, когда мы прибыли в огромный сикхский лагерь, разбитый на равнине под стенами Пешавара.
Мне этот текст подсказали в Кабуле знающие люди, как формулу, принятую при дворах индийских властителей. Вот тут-то и выяснилось, что сикхи — это нечто иное, чем я себе представлял. Лучше бы я с Абдурахманом посоветовался, он с ними по крайней мере воевал…
Махараджа, молодой маленький человечек, ростом примерно с метр шестьдесят, в желто-горчичной одежде и скромном тюрбане без украшений, с обезображенным оспой лицом и мертвым левым глазом, при моих пафосных словах весело расхохотался. Наплевав на дипломатический протокол, подбежал ко мне и крепко обнял. Я обалдел. Везде все эти шахи-эмиры-ханы требовали сложного церемониала, а тут вдруг такое панибратство…
Сингх взял меня за руку и отвел под фруктовое дерево, под которым лежал простой ковер.
— Садись, мой друг, — ответил он мне по-арабски без особой запинки. — Вынужден тебя огорчить. Исповедуй я индуизм, твое обращение могло бы порадовать мое сердце. Но я сикх. Мы не верим ни в переселение душ, ни во множественность Богов. Бог для нас всегда един, нам не нужны посредники для общения с ним, как и идолы, статуи или изображения, как в прочих религиях. Тем более, мы отвергаем паломничество, жертвоприношения, мистические практики, посты, обряды, ритуалы, аскетизм, умерщвление плоти и прочие несуразности, выдуманные в исламе и индуизме. Кажется, кое-что из мною названного замечено и в христианах? — уточнил он с лукавой улыбкой. — Чувствуй себя дорогим гостем, общайся со мной запросто, мне нужно об очень многом тебя расспросить.
Я коротко рассказал эпопею похода казачьего войска, и оказалось, что Сингху почти все известно. Надо думать, новости на юг летели быстрее, чем на север. Он даже знал титул Платова и без запинки произнес слово «атаман», уточнив у меня, что оно означает. Ему понравился изначальный смысл тюркского «я ваш отец».
Если он и сделал стойку на мое сообщение о приближении армии урус-казаков, то виду не подал. Он взял мои руки в ладони и засыпал меня тысячью вопросов довольно грубым и неприятным голосом, но на этот очередной его физический изъян я очень быстро перестал обращать внимание, как и на остальные — сила его личности завораживала. Его интересовало все — Индия, Россия, Европа, Бонапарт, британцы, императоры и короли, международная торговля, устройство европейских армий — он причмокнул губами от удовольствия, когда узнал, что я военный и в офицерском звании. Тут же он перешел к куда более общим вопросам — рай и ад, душа, бог, дьявол, теория переселения душ…