Хозяева этих ценностей были низвергнуты в ад в полном соответствии с атеистическими марксистскими принципами, то есть в бывшие сокровищницы, превращенные в темницы. Как оказалось, Бабу показал мне не все свои закрома — таковых мы обнаружили аж четыре. И освободив их от злата, загнали туда всех бабусов, кто уцелел после афганских бесчинств и не спешил с нами делиться накопленным капиталом. Здоровых, раненых, больных, сошедших с ума. Всех!
В плане жесткого обращения с пленными Америки мы не открыли. Почти полвека назад бенгальцы захватили старый Форт-Уильям — те самые укрепления, которые я увидел по дороги от новой цитадели к красному дворцу. Сдавшихся в плен английских солдат загнали в местную темницу — неполные две сотни человек. Там большинство из них и умерло — из-за жуткой тесноты, отсутствия воды и пищи, от ранений. Это место прозвали «черной дырой» Калькутты. Теперь пришел черед пройти дорогой смерти через аналогичные «дыры» тем, кто помог британцам восстановить свою власть на берегах Хугли. «Сдавайте ценности, граждане», — под таким лозунгом теперь влачили свое жалкое существование бабусы. И они сдавали. Под стенания, торги, выклянчивание обещания сохранить жизнь.
Не все. С некоторыми пришлось поступить жестко, как с тем же Рамдулалом Деем. На добровольное сотрудничество он не шел, и тогда перед ним поставили двух его сыночков-обормотов — Чхату и Лату.
— Выбирай, кому из них жить, а кому умереть, — безразлично предложил я.
Бабу заплакал.
— Ты ничем не лучше махараждей — тот же хаос и беззаконие. Мы потому-то и выбрали сторону англичан, ибо они предложили четкие правила игры — право, а не силу…
Английское право в Индии? Не смешите мои тапочки! Вступать в диспуты с людьми, зараженные коллаборационизмом, как неизлечимым в это время сифилисом, у меня не было никакого желания. Все они для меня потенциальные смертники, я ощущал себя хирургом, добровольно взгромоздив на плечи функцию очищения Калькутты от скверны.
— Чхату! — холодно бросил я в лицо Бабу.
Радиша, взявший на себя функцию палача и мстителя, взмахнул тальваром. Покатилась голова, тело рухнуло на землю.
— Я отдам! Отдам! Все отдам! — завизжал Рамдулал Дей, протягивая руки к Лату.
Он сдал свои захоронки, на что-то еще надеясь, молясь своей богине о нашем поражении у стен Форта-Уильям, не понимая, что лишь отсрочил себе приговор. Но были и те, кто все понял сразу и упорствовал до конца. Пришлось моим казакам проявить смекалку. В особняках особо несговорчивых тщательно простукивались полы и стены, проводился опрос слуг, а когда это оказывалось мало, на помощь приходила вода. Во внутренних дворах ею проливали землю. Если в каком-то месте вода уходила быстрее, чем в других, значит, тут недавно копали. Из земли извлекались сундуки и лари, куча серебра, золота, драгоценностей в парадном зале красного дворца росла не по дням, а по часам.
Отдельной от всех ценностей, являвшихся, по моему мнению, дуваном всего Войска, горой лежала добыча афганцев. Они смогли меня удивить. Выйдя из-под контроля, превратившись в мародеров, они все равно придерживались своих жестких разбойничьих принципов. Грабили они, но добыча принадлежит всему Отряду и должна быть поделена между всеми. Самая большая доля была выделена вождям и атаману. Так они для себя решили и, обнаружив меня в красном дворце, принялись стаскивать туда все самое ценное. Хотели до кучи разную ерунду сдать, но я отказался брать даже ковры и ткани, какими они бы ни были дорогими. «Батистовых» портянок мы себе уже накрутили впрок, до конца жизни не износить…
Поглазеть на наше и общевойсковое богатство шастали все командиры уже добравшихся до Калькутты полков Отряда Черного Флага. Гуркхи приходили на экскурсию с видом школят, впервые попавших в Центральный Детский Мир. На алтарь Дурги поглядывали со смесью одобрения и опаски — лучше богини для пригляда не придумать. На гору золота — с нескрываемым восторгом. На меня — с обожанием.
С индусами из полков Радиши вышло сложнее.
Его командиры и он сам, все в бронях, с круглыми щитами за спинами и кривыми саблями на боку, находили это естественным — пялиться с мрачным видом на гору золота и плевать на нее бетельным соком, оставляя на сверкающей россыпи уродливые красные кляксы. Свертки пальмового листа с бетелем внутри скручивала девушка в полупрозрачном пеньюаре. Она зашла за мужчинами, позвякивая браслетами с бубенчиками на ногах, уселась на колени, разложила свою суму и занялась священнодействием — созданием жвачки из растительных компонентов и гашеной извести. Девушка вполне могла оказаться родом из богатейшей семьи Калькутты, превратившись в одно мгновение в сундари по воле жестокосердного захватчика ее дома. Сейчас весь город, за исключением Форта-Уильям, переживал социальный разброд и шатание — кто был ничем, мог стать всем, и наоборот.