- Маневр? – переспросил Кравс.
- Так. Когда припрет, я пошлю на них Ангела и Зеленого.
IX
Встреча с Петлюрой подняла настроение у Василия. Вернувшись в Горбулево, он начал отмобилизовывать свою бригаду. В селе было тихо, только в Радомышле снова зашевелились большевики, но и они готовились к бегу. Под наступлением украинской армии все красные катились в направлении Киева. Стоял светлый августовский день, когда Василий пошел на соседский угол Будиловку к Максиму Бидюку. Максим чистил винтовку, в то время пока его семья хлопотало на огороде. Сидели Василий и Максим, советовались, вспоминали о Матвее Мазуре, который нигде не показывал своего носа после того, как убили Дмитрия. Может, и ему встретилось какое-то несчастье?
- Днями буду в Пилиповичах, там, может, что разнюхаю. А ты, атамане, также держи носа по ветру, так как народ сейчас пошел не верный. Ох, и не верный, - крутил головой Битюк, что аж в шее трещало.
На дороге затарахтела подвода. В хату заглянул Тимош Корч.
- Выйди, дело есть, - позвал Василия на двор.
- А тут поговорить нельзя?
- Нет, выйди. Скажешь “спасибо”.
Василий вышел. На дороге стояла подвода. Ездовой сидел впереди, еще двое курили возле воза.
- Свои хлопцы, - сказал Корч. - Один из Торчина, а двое из Головина. До нас в бригаду просятся.
Василий радостно кивнул. В его бригаду каждый день прибывали люди. И еще какие молодчаги! Василий подошел к ним. Один из них пожал Василию руку, как будто в клещи взял. Держит, смеется, не отпускает.
- Здоров будь, пане атаман!
Другой ударил Василия сзади в шею. Причем ударил гирей. Бросили шокированного Василия на воз. Ездовой лягнул батогом по коням.
Максим Битюк тоже спустя некоторое время отложил винтовку, вышел на улицу. Он увидел только тучу пыли, которая поднялась за подводою. Битюк пожал плечами и пошел в хату.
32
X
Василия завезли аж до Радомышля и передали красным. Не было времени допросить его раньше. Теперь его поставили к красной, липкой от крови стене.
- Ну, что скажешь нам напоследок, сокольчик? – не моргнув носом, спросил статный, чернобровый комиссар Скороходов, с которого портреты можно было писать, если бы не текли сопли из его носа.
- Носа утри, - сказал Василий.
Скороходов мешал ему думать. Василий хотел много чего вспомнить. Он где-то читал, что у человека, когда он умирает, перед глазами за одну минуту пробегает вся его жизнь, что он может увидеть свое прошедшее, как на ладони, и теперь он хотел вспомнить что-то очень хорошее. Про свою мать Явдоху, которая потеряла за один год троих сыновей, хотел вспомнить отца Тимофея, несчастного начальника штаба своих сыновей, хотел увидеть живого еще брата Степана, который стал священником и теперь сможет отпеть всех трех братьев вместе, но не может взять в руки саблю. Василий хотел напоследок вспомнить своих родных сестер Веру, Ганю, Устину и наименьшую Александру, которая ступила на острую, как бритва, тропу братьев. Хотел вспомнить: наилучшую в мире жену Надежду Круглецкую, когда-то Дмитриеву, а теперь... его жена, вспомнить то, что станет тайной их рода. Василий хотел увидеть малого Евгения, который никогда не узнает, что его назовут сыном Василия, а не сыном Дмитрия... Василий пытался вспомнить все про свою семью, но мешали другие мысли, которые наплывали на него - про черную измену Тимоша Корча, про Матвея Мазура, хотя Василий никогда не узнает, что именно Матвей застрелил Дмитрия, которого односельчане, как скаженного пса, когда откроется его измена, так как каждый захочет приложить свою руку для справедливого мщения. Но все это будет позже, а сейчас Василий думал о том, что они, Алексей, Дмитрий и он, очень верили людям, равняли их всех на себя, верили без осторожности, не допуская мысли, что предателей надо искать среди самых близких людей. Винтовочный ствол смотрел Василию прямо в межбровье, он хотел рассмотреть его, но не мог. Перед глазами появился белый конь, а вокруг него и вся их родня. Алексей в черной бурке и черкеске привел на отцовское подворье этого диво-коня, все его обступили, не знали, на кого сперва смотреть, или на Алексея в кавказской бурке, или на серебряного жеребца с голубыми глазами. Отец сперва смотрел на Алексея, попросил повернуться сына, чтобы лучше его рассмотреть, а мать тихонечко перекрестилась. Дмитрий взял коня за уздечку, Надежда щебетала с маленьким Евгением, хвалили коня, а Александра гладила его, заглядывала в глаза, не отходила от коня, и наконец, оказалась на нем в седле. Стремена были подогнаны не по ней, и Александра до них не доставала, но нужно иметь крылья, чтобы вскочить на такого коня, все смотрели на наездницу, а Дмитрий поймал Евгения и подал Александре, чтобы посадила малого впереди себя. Надежда хлопнула в подол, и произнесла: - Сдурел, что ли?.. Дмитрий засмеялся на все зубы: пускай привыкает.