Над вытоптанным полем стояла низкая пыль недавней битвы. По колени в той пыли бежал буланый конь убитого кавалериста, постукивая пустыми стременами.
II
Бои за стратегический железнодорожный узел Фастов оказались тяжелыми, и главная тяжесть как раз выпала на 8-ую Симбирскую бригаду, в которую входил 2-ой курень Осипа Станимира. Красные стянули сюда большие силы, так как этот узел должен был обеспечить отход их 14-ой армии, которая прибывала из-под Одессы на объединение с 12-ой советской армией в районе Киева.
Местность для наступления была неудачная, потому что было много лесов и разрезанных рвами и балками полей, где в мягком песчаном грунте вязли ноги. Большевики оказались недалеко от железной дороги, по которой туда-сюда сновали бронепоезда. С обеих сторон стреляли пушки, и было много погибших.
22-го августа галичане массивным ударом с юго-запада сломили сопротивление врага и стерли его позиции, взяли Фастов. Фортуна улыбнулась им и в Белой Церкви. Там большевиков разбили запорожский корпус вместе с Днепровской дивизией атамана Зеленого.
В Фастове служба тыла подогнала купальный вагон для помывки стрельцов, которые смыли с себя порох и кровь. Настроение было бы совсем радостным, если бы не страхи, которых они насмотрелись в городе. Мирон уже видел такое и в Житомире, и в Козятине, тоже залитые кровью замученных горы мужских и женских трупов (большевики называли это “разгрузкой тюрем от ненадежного элемента”), покалеченные тела с выколотыми глазами, обрезанными носами и ушами, а тут, в Фастове, они еще напали на погреб, в котором москали живыми замуровали семью с тремя маленькими детьми.
52
На рассвете галичане выдвинулись в направлении Киева. Центральная армейская
группа вынуждена была перерезать линию Белгородка – Боярка – Глеваха – Васильков – Великая Бугаевка. 8-ая Симбирская бригада получила приказ захватить станцию Васильков, а 2-ая Коломойская бригада захватить весь город Васильков, а 2-ая Коломойская бригада захватить город Васильков. Перед Киевом это была последняя линия обороны, и тут красные озверели до края. За спинами своих же бойцов они выставляли заградительные отряды, которые стреляли в тех, кто вынужден был отступать.
Злился полк ”Черных чертей” имени Льва Троцкого, сформированный из отпетых уголовников. Их пулеметы безжалостно косили и москалей, и хохлов, которые затесались в большевистский Таращанский полк (этот полк, как и Богунский, имел украинское название только напоказ, для пропаганды, а на самом деле там хохлов собралась пригоршня). Курень сотника Станимира тут и там натыкался на трупы красных, посеченных пулеметами.
Некоторое время на пути куреня было свободно, только иногда навстречу выскакивали небольшие большевистские разъезды, но, увидев противника, они быстро исчезали с глаз.
Марусины казаки на этот раз обеспечивали левое крыло. Они устали от такого “котячого” марша. Атаманша через связного передала Бачинскому, чтобы он не волновался, когда ее отряд будет некоторое время отсутствовать.
Плотным огнем галичан встретил враг недалеко от Боярки, причем ударил сверху, с горы, неожиданно, когда галичане поднимались склонами, ища какой-нибудь стоянки или лесочка. Собирался дождь, и нужно было его где-то пересидеть, и тут напоролись прямо на большевистские окопы. Отступать назад было не с руки, их бы с горы посекли из пулеметов, поэтому Бачинский дал команду рассредоточиться в цепь и брать врага быстрым приступом.
Сперва кто-то крикнул “Ура!”, но стрельцы, уже наученные опытом, подхватили его как “Слава”, и этот клич покатился под гору. Со всех сил побежали стрельцы, они кричали “Слава!”, и не поняли, как оказались в чужих окопах, где уже не было никого. Москали разбежались. Тут еще ко всему ударила молния, грохнул гром сильнее, чем пушка, и красные разбегались, как рыжие мыши. Стрельцы увлеченно смотрели им вслед, удивляясь, что иногда, когда Бог помогает, можно взять высоту без жертв. Удивлялись, что человек, когда ему приспичит, может вот так быстро бегать, как будто бы сама жизнь убегала от него, и он догонял ее из последних сил, чтобы прикоснуться к ней хотя бы кончиками пальцев.
Удовлетворенные легкой победой, они забыли, что искали укрытие от дождя, и когда упали, вспомнили про дождь и стали подставлять запыленные лица этому дождю, ловя его пересохшими губами с горячих щек, по которым стекали черные ручейки дождя с потом и грязью.
В это время будто из-за их спин, немного левее, выскочил отряд конницы и, пронесшись мимо стрельцов, помчал вслед за убегающими красными. Впереди летела Маруся, ее красивый шлык развевался за спиной, белый конь под дождем превратился в темно-серебристого, но Мирон любовался не конем, он мысленно видел только родинку над углом губ. Маруся была уже далеко, а он мысленно видел эту родинку и блеск ее