- Так то правда, что ее братьев Соколовских убили их адъютанты? – перебил Ангела Пята.
- Не каждому посчастливится погибнуть в бою, - ответила Маруся. – Многих убивают в спину.
- Но с Несмияновым нужно сойтись, - рассуждал вслух Ангел. – Посмотреть, чем он дышит, а там время покажет.
- Почему он хочет выступить против деникинцев? – спросила Маруся. - На флаге ж написано, что восстал против коммунизма. Или это просто для отвода глаз?
- В самом деле! – Ангел похвально посмотрел на нее агатовыми глазами.
- Нужно предложить ему сначала “поскубти” красных. Что он запоет? Если будет крутить хвостом, то лучше разоружить, - сказал Шум.
На щеке Шума, ниже лба, сидел глубокий косой шрам.
- Разоружить? – удивилась Маруся. – Пусть дальше гуляют под носом?
- Но мы еще не знаем, что там за войско, - пояснил Шум. – Может, там обдуренные хохлы, которым нужно вставить заклепку. А если обольшевиченная кацапня, то решение тут одно...
Все снова мимолетом глянули на Дьякова. Но ему были безразличны и хохлы, и кацапы. Он не встревал в разговор, так как еще вначале съезда он сказал, что все передаст Зеленому, пусть сам решает.
- Хорошо, - подытожил Ангел. – Начнем переговоры с Несмияновым, а там будет видно.
- Кто кого, - подкинул слово атаман Лихо и надбил верхушку яйца об кружку
- Инакше не бывает, - сказал Ангел.
Лихо вытянул трубочкой губы, одним движением втянул в себя содержимое яйца, а в пустую скорлупу нацедил из кружки горилки.
- О. так ты тоже колдун? – Пята удивился, как Лихо применил яйцо вместо чарки.
- Почему тоже?
Пята затих и посмотрел в сторону Маруси. Затем перевел взгляд на Ангела и заметил, что на последнем чистая белая рубашка, которая выглядывала из-под расстегнутого кителя. Казалось, что Ангел спал не в лесу, а в каком-то пансионате. Пята знал, что Ангел имеет свою пошивочную мастерскую, которая обшивает его казаков, но не за собой же он ее возит? Пята чувствовал на своей шее затертый до хромового блеска
воротник, и что-то заскребло у него внутри. Смотри, какой франт, подумал он про Ангела
– лежит себе на кавказской бурке, подложив под локоть черную кудлатую шапку, и в ус не дует. Еще недавно был на левом берегу Днепра, а сейчас уже тут командует,
84
рассказывает, что им делать. И с Марусей, вишь, встречался раньше всех... Пята потянул из кружки хороший глоток, и, глядя на Ангеловы сапоги, говорил с кривой усмешкой:
- У меня тоже есть валенки! Только они в стремена не влазят.
- Это не валенки, - сказал Ангел. – Это командирские сапоги.
- Сам пошил? – спросил Пята с той же усмешкой.
- Нет. Я их у одного терского золотопогонника занял. К моим стременам они как раз подходят.
- Расскажи лучше, как ты игумена в чернецы постриг, - попросил Бугай Пяту, чувствуя, что время перевести разговор на другую тему. – “Как то оно выходит? – подумал Бугай. – Брось в мужскую компанию половину женщины, и все станут, как петухи”.
- А что рассказывать? – помягчал Пята. – Как-то на нас беляки напали. Так наступали на пятки, что, убегая, мы заскочили в монастырь. Чернецы нас приняли как своих, спрятали в столовой, дали есть-пить, спать положили. А настоятель, шкура московская, послал одного черноризника, такого как сам, в село, где деникинцы на ночлег стали. Вот они и перебили нам сон. Так перебили, что трое наших остались там спать навеки, а большинство все-таки убежали. Ну, через некоторое время мы снова наведались в тот монастырь.
Пята умолк, как будто бы окончив свой рассказ, и начал крутить сигарету, ожидая, что кто-то его спросит: а дальше?
- Ну, а дальше? – подхватил его Бугай, хотя уже слышал эту историю.
Пята докрутил сигарету, зажег, затянулся дважды.
- Хотели мы растерзать настоятеля - помиловали. Чернецы, что нас тогда обогрели, молили, умоляли за батюшку, - сказал он, пуская носом дым. – Обчекрыжили наголо.
- И все? – спросила Маруся. – Охота была руки марать.
- Но это вместо нас сделал тот черноризник, который в село бегал.
- Любим же мы похвалиться своей добротой, - сказала Маруся.
Пята снова надулся.
- А ты что сделала бы на моем месте? – обратился он к Марусе на “ты”.
- Я? Я спросила бы совета у тех троих.
- У кого?
- У тех хлопцев, что заснули в монастыре навеки.
- Ну, игумен Божий человек все-таки, - сказал Пята.
- А те трое, по-твоему, чертовы?
- Тех уже не возвратишь.
- А если я завтра зайду в тот монастырь? И тот Божий человек... накличет на меня врагов?
На выручку Пяте снова подоспел Бугай:
- А это правда, пани атаманша, что в селе Брицкому вы зарубали семьдесят
продармейцев? – спросил он.