- Ата-а-ака! – прокатилась над полем Марусина команда, и первая сотня развернулась в лаву, на рысях пошла вперед.
- Прости, Господи, что в воскресенье... – перекрестился Никита Шульга.
Шли они легко и ровно, топот копыт отражался в их груди. Маруся слышала, как под кожею Нарцисса бурлит дикая арабская кровь. В другой лаве пешие казаки хватались за стремена конников и бежали рядом так быстро, что страшно было смотреть.
Соленый пот заливал им глаза, прерывистое дыхание разрывало груди, а они не выпускали стремян, и так быстро перебирали ногами, что тех ног и не было, казаки как бы не касались земли, летели в воздухе, как будто бы соревновались в лошадином беге.
88
Юхим Горишко держался за стремена, бежал босой, но никто не замечал, как мелькали твердые пятки. По беспорядочной стрельбе деникинцев было видно, что их охватил испуг, они не знали, куда бежать. Началась паника, наездники без стремян летели на ту
сторону, где недавно была пушечная стрельба. Пешие деникинцы так бежали через огороды и сады, что на спинах у них раздувались гимнастерки, с голов слетали фуражки и зависали на ветках. Их старшины пытались остановить беглецов, кромсали их саблями, но и этим нельзя было остановить отступление.
- Слава! Слава! Слава!!!
Бешеным карьером соколовцы влетели в село, где уже было пусто. Бой разгорался, конники, которые подстерегали врага по обе стороны Янивцев, колошматили их в полях. Работали преимущественно саблями, и слышались только одинокие выстрелы. На выгоне возле мельницы стояла целая куча возов с награбленным добром, которое оставили беглецы. Горы мешков с мукой, сахаром, крупами, всякими тканями и еще кое-чем привезенным издалека, так как среди других возов нашли мешок кишмиша и мешок кофе. За такое добро у городских магазинщиков можно было выменять не одну пару сапог и одежды. На одной подводе туго завязанный мешок оказался живым. Он бекал, трясся и подпрыгивал так, что трещали перекладины воза. Когда Санько Кулибаба его развязал, оттуда выскочил баран. Он, бедолага, в запале прыгнул с воза, перекатился через голову и побежал в ту сторону, куда побежали деникинцы, как будто имел к ним какое-то дело. Казачня зареготала ему вслед, а когда смех утих, Марусю вдруг охватила тревога. Почему, откуда? Ее потревожила тишина, которая опустилась на село после боя. Никто не выходил им навстречу, чтобы сказать доброе слово (так всегда было, когда они освобождали село), нигде не видно было ни одной живой души, не слышно человеческого голоса, даже собаки не лаяли. И тут Маруся поняла, что село мертвое. Увидев на ближайшем дворе согнутую бабусю, она пустила в ту сторону Нарцисса, но уже возле забора конь фыркнул и остановился, перебирая ногами. Бабуся сидела над зарубленным саблею хлопцем, который лежал в луже крови.
- Почему вы так поздно пришли? – спросила она мертвым голосом без жалости и укора.