- Доброго вечера! Как поживаете? – крикнула она на итальянском.
- Хорошо, - ответил Лева.
“Нет, это не Гарибальди, - подумал он. - Это Орлеанская Дева, что когда-то также восстала против захватчиков и была сожжена на костре за колдовство и... за то, что она носила мужскую одежду. О времена, о обычаи! Санько Кулибаба подморгнул, улыбаясь Василию Матияшу. Ему нравилось, что у них такая умная атаманша, что она умеет говорить и по-итальянски. И еще Саньку нравились ее бодрые команды, которые они почувствуют уже скоро, когда выйдут за Ланаевскую на выгон – торговая площадь посреди села. “Конница, спешиться!”, “Ездовые, слазь”, “Отпустить подпруги!”, “Овес коням”. Это будет немного позже, а сейчас Маруся накидывает на голову шапку и, ловя взглядом вершину их церкви, слышит, как сжимается сердце. Мама, матуся... как она там, бедолашная? После гибели Алексея, как надела черный платок, так больше его и не сбрасывала... Потом Дмитрий, Василий. Есть ли еще в мире такая страдалица, что в один год похоронила трех сыновей-соколов? Не похоронила, не провела их в последнюю дорогу, она даже не знает, где их могилы. Алексея закопали тайно под Пилиповичами, Дмитрия точно также в Корчивцах, Василия расстреляли в Радомышле и уже мертвого выбросили в речку. Нет, мама, могил, чтобы могла оплакать своих сыновей, но у вас, моя родная, уже и слез нет, выплакала их давно, и слов нет, но слова тут ничего не значат, и голос ваш пересох, и умерло даже ваше дыхание... Когда вы узнали, мама, что я ступила на тропу братьев, еще крепче сомкнули синие губы. Потом все-таки сказали: “Значит, так написано нам на роду”. Вы, мама, ровно держали спину, ровно держали голову и смотрели прямо перед собою, хотя казалось, ничего не видели. “Мы сами так себе написали, - сказал отец. – Так если не мы, то кто?” Мама, я везу вам привет от вашего последнего
93
сына. Я видела, мама, Степана, да не знаю, как вам об этом рассказать... Тяжелым было наше свидание. Боль подходит Марусе к горлу и, прогоняя ее, она подает команду, которую давно ожидали казаки:
- Песню!
Послышалась душепронизывающая мелодия, которая не очень подходила к их маршу, однако запевалы пели песню, какую сами сочинили, выводили ее, как им хотелось, так, как сами придумали. “Роза розовая – цвет розовый: куда-то поехал Соколовский. Куда-то поехал и его нет. Он с казаками пьет и гуляет”.
В этот момент Маруся почувствовала, как рождается народна песня, так как она впервые услышала слова: “Ой, он не пьет, он не гуляет. Брат сестру зазывает: “Ты ж, Маруся – Соколовская! Роза желтая – цвет желтый”.
В Горбулево люди не прятались за заборы – старые и малые, мужчины и женщины, девушки выбегали на улицу, один впереди другого, так как среди Марусиного войска были их мужья, братья, сыновья, суженые, сваты, кумовья, соседи и слышны были выкрики тут и там:
- Семен!
- Пилип!
- Сашко!
- А где мой Андрей?
- Свирид, ты Ониска не видел?
Но никто не подбегал к казакам, не нужно ломать их походного строя, и только юродивая Марилка, которая услышала песню, прибежала сюда аж от Первой Шляхты, кинулась к своему суженому Льюдзю Липке, поймала его за стремена, а он наклонился, подхватил ее как перо, и посадил впереди себя на Киргиза. У Маруси от этого снова сжалось сердце еще сильнее, так как она в голове колонны уже подъезжала к своему двору, где возле ворот гордо стоял ее простоволосый отец, стоял Тимофей Соколовский, дьяк Покровско-Николаевской церкви – не по летам статный, широкоплечий, только борода его, когда-то русая, теперь стала серой, как будто ее ему припорошили пеплом, а мамы не было, мама была в хате, так как, услышав, что едет Сашуня, она уже готовила еду, готовила любимую толченую картошку своей младшей дочери. Маруся вынуждена была проехать свой двор, потому что вначале необходимо довести свой отряд к месту расположения, отдать команды, распорядиться, что и куда, выставить охрану, а тогда уже можно прибежать домой. “Так что, отец, извини, такой порядок, - про себя рассуждала Маруся, - вы же знаете, вы до настоящего времени, мой папа, мой начальник штаба и вдохновитель, хотя вдохновителем должен был быть Степан, ваш сын, и мой брат, который выучился на священника в Киевской духовной академии и теперь имеет парафию в Янивцах. Именно оттуда я привезла вам, папа, привет от вашего сына... Не знаю, как красивее вам сказать об этом”.