- Ты немой или не умеешь говорить по-нашему? – спросил он у Мирона, завязывая ему глаза.
С тех пор, как они накрыли эту парочку мокрым рядном, отбрехивалась только девка, а этот как воды в рот набрал.
- Немой, - сказала Маруся. – А теперь еще и не видит.
- Ничего, с нашим атаманом и немым заговорит, - сказал ушастый и рассмеялся подобно тому, как это делает ушастая сова: ху-ху-ху!
Они повели их кривыми волчьими тропами, впереди шел лесовик, который больше молчал, за ним Маруся, потом Мирон, за Мироном шел Климцю, который нес Марусину торбу. Замыкал эту цепочку ушастый – видно, был в тройке за старшего и обязан все держать под своим зорким глазом.
- Спасибо, что вы нас нашли, - сказала Маруся так искренне, что ушастому стало нехорошо: его охрана поймала шпионов, а они вместо того, чтобы дрожать от страха, еще и благодарят. Ушастый не имел сомнений, что это были разведчики, которые проникли в Гощу для разведки, но почему-то не почувствовал обычного в таких ситуациях удовлетворения, и от этого ему было досадно. Он решил пропустить благодарность мимо ушей, но Маруся точно также искренне поинтересовалась:
- Как это вам удалось?
- Что? – спросил ушастый, как будто бы не знал, о чем разговор.
- Найти нас. В такой глуши.
- На нюх взял, - ответил он с удовольствием. – Я в Гоще, как у себя в кармане. Цигаркой кто-то задымит, а я за версту почую. А тут, понимаешь, огонь развели.
- Так какие же из нас разведчики? – спросила Маруся. – Мы или вы?
- Хе, разведчики! – отозвался Климцю. – Если бы вы знали, какой у него слух. Он чует, как муха плямкает.
- Мне бы такие уши, то я слышала бы, как трава растет, - сказала Маруся.
- Ну-ну, ты моих ушей не трогай, - предупредил ушастый. – Лучше за своими смотри, чтобы не отлетели вместе с головой.
Он намеревался взять суровый тон, так как уже какой-то панибратский выходил разговор с этими сексотами, что успели пронюхать их Гощу. Им, видишь, атамана подавай! Что же, пожалуйста. Атаман как раз любит с такими, ху-ху, поговорить. С живых спустит шкуру и повесит на крючок сушиться. Они еще немного поводили пришельцев по кругу, так как гощевскими тропами долго не походишь, и привели их к землянке, спрятанной в густых зарослях. В лесу уже совсем развиднелось, из дымохода печки землянки, который выходил между кустов, выскакивали искры. Ушастый аппетитно потянул носом и сказал, что сегодня на завтрак у них будет кулеш с грибами, заправленный толченым салом. Он сперва сам зашел в землянку, чтобы убедиться, “дома” ли батько-атаман, а если “дома”, то не спит ли, а если не спит, то сможет ли разговаривать
111
с разведчиками, или прикажет повесить их без разговоров.
Через минуту ушастый вышел, отклонив тяжелую толстую попону, которая заменяла в землянке двери, сказал, что атаман готов принять гостей. Их завели в землянку с завязанными глазами, они ничего не видели, только чувствовали, как на них накатилась густая волна тепла.
- Ось! – весело сказал ушастый. – Полюбуйтесь на эту парочку, Мартина и Одарочку, ху-ху! – Но никто не засмеялся на его шутку. Настало короткое молчание, пока кто-то “любовался” на пленных. Потом тот “кто-то” приказал:
- Снимите с них повязки!
Климцю, который завязывал им глаза, теперь снял повязку с Мирона, потом с Маруси, и они увидели землянку изнутри. Это была обычная, темно-освещенная “лесная хата”. В ее правом, противоположном от входа углу стояла разогретая до красноты чугунная печка – от нее и расходилось тепло. К печке подходила глиняная труба с металлической плитой, на которой булькал большой казан, вероятно, с тем таки кулешом, что его учуял ушастый. На обшитой горбылем стене висел роскошный бронзовый канделябр с тремя свечами, вероятно, занятый у какого-то панского замка, который очень даже подходил к этой закопченной стене. Людей тут было немного. Марусю с Мироном завели в штабную землянку. Кроме ушастого и его двух братчиков, возле плиты стоял краснолицый кашевар с большой деревянной ложкой, может, такою, как уши у ушастого, те двое лесовиков сидели под стеной на мешках то ли с сахаром, то ли с крупами. Они с интересом посмотрели на пришельцев в предвкушении “веселого” разговора. Засмоленные, словно тот казан, что булькает на плите, лица лесников почти сливались с темнотой, которая стояла в землянке, и в этой темноте глаза их блестели, как у молодых оборванцев, которые неожиданно поймали добычу. Здесь только один человек был невозмутимый, его костлявое, заросшее густою щетиною лицо сковано обыкновенно безразличием. Он сидел немного в стороне от других, ближе к канделябру, сидел на перекинутом вверх дном ведре, и на его лице не дернулась ни одна жилочка даже тогда, когда Климцю по его приказу не только развязал “шпикам” глаза, но и сорвал с Маруси фуражку, показывая всем, что это замаскированная девка. Глаза лесовиков загорелись еще сильнее, разговор предстоял веселей, чем они ожидали, но мужчина с непроницаемым лицом вдруг ни с того ни с сего приказал, чтобы все покинули землянку.