- Неужели это правда? – спросил он.
- Не думай об этом, - сказала она. – Пока мы вместе, не думай, что будет потом.
Так было часто: он спрашивал об одном, а она переводила разговор на другое. Под черною тенью ночи ее лицо было еще более загадочным. Он думал, что никогда не поймет Марусю до конца. Если бы судьба выделила им сто лет, он бы и тогда не знал ее больше, чем уззнал сейчас.
- Очень тихая местность, - сказал он.
- Да, место чудесное.
- Ты была тут раньше?
- Конечно. Мне этот колодец показывал мой суженый.
- Хто-о-о?
- Суженый.
- Кто он? – спросил Мирон, надеясь услышать, что это шутка, но Маруся сказала: - Тотиевский атаман Оверьян Куровский.
- Он... погиб?
- Нет, живой.
Помолчав, Мирон сказал:
- Я все равно буду любить тебя.
- Это хорошо, любимый!
- Я чего-то не понимаю, - сказал он.
- Именно тут, когда мой отряд попал в переплет, на помощь и пришел Оверьян со своим отрядом. Потом казачня смеялась: Куровский повенчался с Марусею.
- А он?
- Также смеялся.
- От счастья?
- Да. Оверьян счастливый. У него жена и двое детей. Извини, вероятно, мне не нужно было этого рассказывать. Я не знала, что это побеспокоит тебя. Просто вспомнилось.
114
- Но знай: чтобы с тобой ни было, я все равно тебя не разлюблю. Ты же этого хотела?
- Нет, - сказала она. – Я хотела, чтобы нам легче было прощаться.
III
Объезжая села и хутора, проехав Трушки, Яблунивку, Березну (левее осталась Белая Церковь, а по правую руку отдалялась Сквира), они ехали по полям, буеракам и, наконец, выскочили на битую дорогу. Глубокой ночью обогнули Гайворон и еще до рассвета добрались до городка Плисков. Переехав речку Росоку, Маруся решила ехать по гребле возле водяной мельницы, что стояла почти вплотную у Фрузиновского леса. Оставив Мирона с лошадьми на поляне леса, она пошла разведать переезд: именно на мосту и плотинах чаще всего стояли заставы. Кошачьим шагом Маруся подкралась к мельнице, которая словно висела в ночной темноте, глядя на речку двумя маленькими, как бойницы, окошечками. В них было темно, нигде ни одного звука, только где-то внизу возле спусков, тихонько плескалась вода, которая сочилась через заводи. Найдя под ногами камень, Маруся зашла за куст верболаза, прислушалась, взвесила камень на ладони и кинула его на плес. Он упал так громко, что кони, которых Мирон держал за уздечки, дернули головами. У Мирона также что-то сжалось в груди, он еще сильнее напрягся, вслушиваясь в тишину. Маруся подошла к нему, как тень.
- Как будто бы нет никого, - шепотом сказала она. – Двигаемся.
Сев на коней, они пустили их по плотине тихой поступью. Маруся почувствовала, как на них смотрят два небольших, как бойницы, оконца. Но на них смотрели с другой стороны плотины. Как только переехали плотину, как из-за рва, поросшего рогозою, вырвался крик:
- Стой! Пароль!
Если бы они были не на конях, то, вероятно, прикипели бы к земле. Но серый с гнедым только качнулись в сторону и ускорили шаг.
- Свои, разве не видите! – Маруся ответила не своим голосом.
- Пароль! Или будем стрелять!
- Пятый раз проезжаем здесь, а ты не можешь запомнить, болван! – огрызнулась Маруся.
Она резко взяла вправо, ударила серого пятками сапог и, дернув поводьями, припала к гриве коня. Серый пошел в карьер. Гнедой, хоть был не такой быстрый, но сразу рванулся за серым. Воздух разразила пулеметная очередь. Мирон, обернувшись, бросил в ров гранату. Попал или нет, но взрыв подстегнул их коней и на какое-то время затих пулемет. Потом он снова прорвал пелену ночи, и теперь надежда только на темноту, в которую они нырнули, словно в воду. Может, кто-то бы прицелился в топот копыт, но как он их услышит, если перед носом строчит пулемет? Стреляли, понятно, наугад. Пули свистели где-то вверху, потом затюкали ниже. Марусе послышалось, как хрипло гикнул Миронов конь и всем своим длинным туловищем брякнулся об землю. Развернув серого, она увидела, что гнедой скользит по траве уже мертвый – без ржания и хрипа. Мирон
115
вскочил на ноги.
- Ты целый? Прыгай!
Он увидел, что Маруся освободила свои стремена, и понял ее команду. Схватившись за луку седла и попав ногою в стремена, Мирон взлетел на круп коня позади Маруси. Серый немного присел, потом выровнялся и помчал на легких ногах, как бешеный. Стрельба сзади утихла, но серый бежал и бежал, пока не засопел, начал хрипеть и оседать на колени. Маруся его остановила, они с Мироном спрыгнули на землю. Прислушались, нет ли погони, но слышали только хриплое дыхание серого, который от мыла посерел еще больше. Прищурив глаза, он трусился на разгоряченных ногах, как новорожденный жеребец.