Ангел сказал, что они могли видеться в прошлом году в Конотопе, когда оттуда выкуривали гетманцев вместе с немцами. Тогда на железнодорожной станции металось много атаманов. Несмиян согласился, что такое могло быть, в то время он возглавлял партизанский Нежинский полк. Он не сказал, что полк был красным, но сейчас это не имело особого значения. Тогда и “курень смерти” атамана Ангела назывался красным.
- А-а-а! Помню, помню! – вдруг сказал Несмиян. – Вы сидели тогда в железнодорожной канцелярии и угрожали начальнику станции отрезать ему голову саблей. – Несмиян посмотрел на Марусю и повторил: - Угрожали зарезать его. Было дело?
- Было, - с удовлетворением засмеялся Ангел. – Он, сукин сын, спрятал тогда вагон оружия.
- На вас был красный жупан! Правильно?
- Вспомнили, - сказал Ангел.
Разговор стал более доверчивым, и Ангел спросил у Несмияна о составе его Группы. Несмиян ответил, что в Группе в большинстве находится Заднепровский полк, где немало великороссов, но все они люто ненавидят большевистскую тиранию и хотят казацкой вольницы. Никто не против советской власти, только пускай советы заведут народные порядки без коммунистов, чекистов и комиссаров. Если по правде, сказал Несмиян, то его Группа прорывалась на соединение с батьком Махно. Но поскольку батько сейчас далеко, за линиями двух фронтов, то почему не объединиться с местными партизанами? Правильно?
- Что вас особенно толкает на такой рискованный шаг? – спросила Маруся.
Несмиян очень мило ей улыбнулся и сказал, что это лишний вопрос, так как ответ на него развеет все их сомнения. Он достал красивый серебряный портсигар и попросил у “барышни” (или оговорился, или, может, по своей простоте преподносил это проявление особенной галантностью) разрешения закурить. Услышав согласие, протянул портсигар Ангелу и Пяте. Ангел отказался, а Пята взял фабричную папиросу, дыхнул в трубочку и демонстративно подождал, пока главнокомандующий поднесет ему спичку.
- Ответ очень прост и понятен, - сказал Несмиян, пустив в потолок голубую струйку дыма. – В Красной армии ныне звереет террор против командиров, которые так или иначе были связаны с восставшими – не имеет значения, с красными или петлюровскими. Все они, по твердому убеждению Главковерха Троцкого, пропитаны духом анархии, и исправит эту контру только могила. Троцкий озверел, его агенты уничтожают самых лучших командиров. Он не решается открыто арестовать авторитетных военачальников, чтобы не разозлить военные части, поэтому через особые отделы прибирает их тайно. Так, только в июле-августе был отравлен командир Таращанской бригады Боженко, потом ликвидировали командира Новгород-Северской бригады Черняка, после Черняка застрелили в затылок начдива Щорса. Возможно, Троцкий нутром чувствовал, что эти командиры, раскусив коммуну, повернут оружие против нее.
122
И приведенные убийства переубедили Несмиянова, что ему с большевиками не по дороге. Он как бывший повстанческий атаман понял, что не сегодня-завтра придет и его очередь. Пята поинтересовался, как Несмиянову удалось повести за собой столько войска. Ведь среди такой оравы (Пята специально назвал Группу оравой, чтобы главнокомандующий не очень радовался) могли найтись и доносчики, и трусы, и всякая большевистская сволота, готовая продать тебя за кучку табака. Подошел подходящий момент, сказал Несмиян. Противобольшевистские настроения давно овладели целыми частями нашей дивизии. Это уже видели и наверху: нас обвиняли в развале дисциплины, распутстве и неприязни к жидам.
- А что – было дело? – перебил его Пята.
– Если и было, то это вина тех, кто делал им такие обиды, - сказал Несмиян.
Словом доконали и постановили перебросить их, как ненадежный элемент, как можно дальше с Украины. Запроторить аж на Восточный фронт, то есть, выслать в Сибирь. И то еще неведомо, или против Колчака, или вообще намеревались от них избавиться, как от паршивых овец. Поэтому осталось бросать клич. Он, Несмиян, этот клич бросил и дезертировал с двухтысячной Группой войск. Теперь назад ему дороги нет. Именно этим он и вызвал наибольшее доверие: Несмиян сжег за собой мосты. Полторы тысячи штыков и пятьсот сабель говорили сами за себя – для агентурных каверз или диверсионных рейдов такого численного войска в вольное плавание не выпроваживают.
- Почему вы предлагаете объединиться против деникинцев? – спросил Ангел. – А с большевиками как?
- Пока шо...
Несмиян не успел досказать, о чем хотел, так как с улицы донесся громкий треск. Он как конь, качнул головой, его рука интенсивно легла на кобуру. Пята вышел на улицу, но сразу же вернулся и сел к столу. Он сказал, что хозяин, его свояк Глухенький, с чего-то начал рубить дрова. Он же, бедный, не слышит, что полено отлетело с таким звуком, словно кто-то выстрелил из винтовки. Пята попросил свояка прекратить “стрельбу”.