154
грех – отобрать у себя жизнь, а потому, что какая-то невидимая сила сдержала ей руку, дохнув на нее холодом глубинной тайны.
- Не стрелять! Не стрелять! – верещало где-то между сосен, и перед тем, как ее скрутили, Маруся увидела, что Серый медленно встал на ноги. Живой, не покалеченный, он виновато опустил голову, и в его затуманенных глазах было столько жалобы, что Маруся почувствовала, как в ее груди разрывается сердце. Но даже тогда, когда обидчики заломили ей руки, она не слышала ни боли, ни страха, только донимала острая тошнота от их хихиканья. Такая тошнота еще бывает от близкого дыхания смерти. Один москалюга, схватив за шлык, сорвал с нее шапку и стонадцать глаз вылезли из орбит от чуда и перепугу – золотая коса затрепетала в воздухе. Они охотились на эту косу, получить ее вместе с головой было их заданием, но никто не надеялся захватить атаманшу именно сейчас, и поэтому, наслышанные страшных чудес о ее ведьминской силе, они от неожиданности больше испугались, чем обрадовались. И даже те, кто увидел такую юную девушку, кидало их в оторопь, но только настоящая ведьма могла преобразиться в юную деву с золотой косой. Тут подошел всадник в черном бушлате и бескозырке, он хотел подъехать к Марусе вплотную, так, чтобы конь ткнул в нее мордой, но норовистый жеребец резко остановился за две сажени до девушки, как будто уперся головой об какую-то невидимую стену.
- Так вот ты какая! – выкрикнул командир Осназа Мазолин с напускною веселостью, но таким дрожащим голосом, словно схватил воздуха больше, чем могли вместить его легкие.
Маруся видела этого всадника в бинокль в первой тройке колонны, поэтому досадно удивилась, что он живой. На лбу у него, на околыше бескозырки, было выбито тавро “Грозящий” – название судна, на котором служил бывший балтиец, но и теперь он всем своим видом старался быть достойным грозного названия.
- Ты ведь Маруся?
Она молчала, она даже не смотрела на Мазолина, а прислушивалась к чему-то другому, только не к нему, не к Мазолину, и на ее бледном лице бродила загадочная улыбка.
- Я тебя русским языком спрашиваю, или ты не понимаешь по-русски? – ее горделивая усмешка вывела его из равновесия, и он закричал: - Приведите сюда старика!
- Не нужно, - сказала она. – Я Маруся. Что, не видно?
И вдруг рассмеялась в голос, так, что ее коса затрепетала, словно на ветру. Он где-то слышала, что сила ведьм чаще всего спрятана в их волосах.
- Акифьев.
- Я! – выскочил вперед кацапчук в бледно-зеленом ватнике.
- У тебя сабля самая острая. Отрежь ей косу!
Акифьев намотал на руку косу и резанул по ней саблею до самого корня. Под дикий гвалт он потряс в воздухе отрезанной золотой косой.
- Отнеси и брось в речку, - повелел Мазолин.
- Зачем? – не понял Акифьев.
- Потом узнаешь.
- А может, сжечь? – ему не хотелось идти к речке, он боялся, что пропустит самое
155
интересное.
- Я тебе русским языком сказал: бросить в речку! – Акифьев побежал. – Постой!
- Слушаюсь!
- Поищи там в сарае вожжи! Да подлиннее!
Презрительная улыбка не сходила с Марусиного лица, и это доконало Мазолина: они тут все метушатся, волнуются, а эта ведьма их как будто не замечает, они для нее пустое место. Стоит без косы, обстриженная, да еще и улыбается. Мазолин как будто бы впервые увидел, что атаманша одета по-мужски, еще сильнее обиделся и приказал раздеть ее. Они стянули с Маруси кожушок, разорвали на груди рубашку до голого тела, хотели снять все до нитки, но Мазолин их остановил: