- Скоро эти шрамы сойдут.
- Все? – уточнила я настороженно.
Хватит с меня ложных надежд.
- Не беспокойся, со временем от них не останется ни следа, - уверил он меня.
- Со временем так со временем, - махнула я рукой. - Юмм давно вернулся?
- Сегодня ночью, - и добавил, чуть помолчав: - Я думал, что он погиб…
Я поняла, о чем он не сказал – Шэмиан думал, что Юмм погиб в его когтях. Я поежилась, вспомнив обезумевшего ильна с алым сиянием в глазах. Не уведи я его, ильн без колебаний убил бы жеребца. И хорошо, что все обошлось.
- Никто не погиб, - я улыбнулась. - Я боялась, что он потеряется. Другого такого славного скакуна еще поискать.
- Другого такого скакуна не найти, - поправил меня Шэмиан, снова помедлил, а затем вдруг торжественно произнес: - Анна. Я отказываюсь от всех прав на тебя и снимаю с тебя Кольцо повиновения вместе со всеми ограничениями, которые оно на тебя накладывает.
Мне показалось, я ослышалась. Или что-то не так поняла, а потому переспросила:
- Что?
- Я освобождаю тебя, - повторил Шэмиан странным тоном.
Словно на самом деле это было последним, что он хотел бы сделать. Просто другого выхода не видел.
Прохладный утренний воздух охолодил кожу на шее, но я должна была убедиться. Неуверенно, каждый миг опасаясь, что это какая-то шутка, я коснулась пальцами горла. Уже ставшая привычной полоска металла вокруг него исчезла. Так, что, значит, я и вправду свободна?
Шэмиан все-таки освободил меня. Сам, добровольно. Это казалось таким невероятным, что я даже радости не почувствовала. Просто смотрела на атирия во все глаза. Теперь я ему не принадлежу. Больше он не имеет надо мной власти.
Хотя, как посмотреть. Этот умопомрачительно красивый парень – на минуточку – Правитель Атириона. А значит, властвует над всеми жителями этого мира. И, раз уж я тут застряла, то, наверное, автоматически становлюсь его подданной. Но даже если так – это определенно лучше, чем быть спутницей.
- М, - пауза затянулась, и я решила, что стоит хоть что-нибудь сказать. - Спасибо. Значит, я теперь свободна?
- Да. Можешь возвращаться к своему человеку, - равнодушным тоном откликнулся он, отвернувшись.
Я нахмурилась. Что-то я ничего не понимаю. Он меня отпускает с таким видом, будто невесть какую жертву приносит! Но ведь встреча со мной явно в его планы не входила, а значит, никаких ритуальных видов он на меня иметь не может. И стоит ли так драматизировать?
Так, стоп. К какому человеку?
- Куда? – недоуменно переспросила я.
- В Тимарисс, - сказало было определенно сквозь зубы.
До меня дошло, к кому отправлял меня Босс. То есть, теперь уже бывший Босс. К Алнийру! Да, хорошо бы вернуться во дворец, к жизни принцессы, всеми уважаемой и даже в какой-то мере любимой; к роскоши и заботе названного брата… Домой, потому что Тимарисс успел стать мне домом, которого я была долгие годы лишена. Вот только возвращаться мне нельзя. Я уже побывала на краю гибели – дважды за очень короткое время, и повторять этот опыт мне не хотелось. А стоит появиться в Тимариссе – и короткая серебристая стрела оборвет мою молодую, но весьма упорную жизнь.
Вот только куда мне, в таком случае, идти?
- Ты что, гонишь меня? – осведомилась я недоверчиво.
Желая свободы, я как-то не задумывалась, что буду с ней делать. То есть вообще не задумывалась. Ни куда пойду, ни на что буду жить… Почему-то мне думалось, что свобода ничего не изменит, только вернет мне чувство самоуважения. Но, похоже, атирий вовсе не намеревался и дальше возиться с человеческой девчонкой. Я ему никто, а людей он ненавидит, так что результат закономерный.
И все равно какой-то неожиданный.
Атирий посмотрел на меня исподлобья, и где-то в глубине его глаз я уловила что-то такое, от чего сердце сжалось от странной тоски. Но ответил он мне спокойно и твердо:
- Да. Я устал от тебя, человеческая девочка.
Вот так, спасаешь их, спасаешь, а вместо благодарности – устал он, видите ли. Потому и отпустил, видимо. Размечталась, решила, что наконец-то атирий услышал меня, прислушался к моим просьбам! Как же! Будет ему дело до какой-то презренной спутницы. И стоило разыгрывать весь этот спектакль? Я ведь почти поверила, что моя судьба ему небезразлична.